Так называют периоды, иначе известные как манвантара (от мануантара, то есть "между ману") и пралайя (растворение). Первое название относится к периодам активности вселенной, а второе — к периодам относительного или полного покоя, и характер этого покоя зависит от того, когда он наступает: в конце "дня" или в конце "века" ("жизни") Брахмы. Эти периоды, чередующиеся между собой в регулярной последовательности, называют также кальпами: малыми и большими, маха-кальпами. Правда, строго говоря, термин "маха-кальпа" относится не ко "дню", а ко всей "жизни" (или "веку") Брахмы. Как сказано в "Брахмавайварта-пуране", "хронологи исчисляют кальпу периодом жизни Брахмы; малых же кальп, таких как самварта и остальные, — много".[1] В строгом смысле кальпы бесчисленны, так как они не имеют начала: с точки зрения вечности, нельзя сказать, что когда-то была первая кальпа или что когда-то наступит последняя.
Одна парардха, то есть половина жизни Брахмы (в рамках нынешней маха-кальпы), в общепринятом смысле этой единицы времени, уже истекла. Предыдущей кальпой была Падма Кальпа, то есть Кальпа Золотого Лотоса. Наша же кальпа называется Вараха[1] Кальпой (т.е. кальпой инкарнации или аватары "Вепря").
[1] В буддийских эзотерических преданиях существует один любопытный рассказ. Согласно экзотерической, то есть иносказательной, биографии Гаутамы Будды, великий мудрец умер от несварения желудка после того, как поел свинины с рисом. Конец жизни, прямо скажем, весьма прозаический и лишённый всякой торжественности. Как нам объясняют, это — иносказательный намёк на то, что Будда родился в Кальпу Вепря, то есть в Вараха Кальпу, когда Брахма принял образ именно этого животного для того, чтобы поднять Землю из "вод пространства". Учитывая же тот факт, что брамины, которые ведут свой род непосредственно от Брахмы и даже в каком-то смысле отождествляют себя с ним, являются смертельными врагами и Будды, и буддизма, то у нас образуется любопытный аллегорический образ. Брахманизм (Вараха Кальпы, то есть Кальпы Вепря) фактически уничтожил в Индии религию Будды, стёр её с лица земли в этой стране. Вот почему о Будде и связанной с ним философии и говорят, что он умер оттого, что съел мясо дикого кабана. [[Продолжение примечания на следующей странице]]
Учёному, изучающему индуизм по пуранам, необходимо иметь в виду одно обстоятельство. Нельзя всё, что говорится в пуранах, воспринимать буквально и однозначно. Особенно это касается манвантар и кальп, поскольку в эти термины порой может вкладываться различный смысл. Так, например, эти периоды могут в одних и тех же терминах описываться и как великие, и как малые периоды, и как маха-кальпы, и как малые циклы. Матсья Аватара (аватара Рыбы) предшествует Вараха Аватаре (аватаре Вепря), а значит, встречающиеся в пуранах иносказательные образы должны относиться не только к нынешней манвантаре, но и к Падма Манвантаре, а также ко всем тем малым циклам, которые имели место после очередного появления нашей цепи миров и нашей Земли. А поскольку Матсья-Аватара Вишну и Потоп Вайвасваты вполне справедливо связываются с конкретным событием, случившимся именно на нашей Земле в течение нынешнего Круга, то совершенно очевидно, что в нашем случае упомянутое событие всё-таки связано с каким-то отдалённым геологическим периодом [Земли], хотя вполне может относиться и к докосмическим событиям (то есть до образования нашего космоса, нашей солнечной системы).
Даже эзотерическая философия и та не может не признать: все свои знания о том, что происходило до последнего появления нашей солнечной системы и до наступления последней маха-пралайи, она получила не напрямую, а вывела логически, путём аналогий. Однако она со всей определённостью утверждает, что вслед за первым геологическим катаклизмом, связанным со смещением земной оси, когда в морскую пучину целиком погрузился второй Континент со всеми его первобытными расами — а в ряду последующих континентов ("земель") Атлантида была лишь четвёртой по счёту — произошёл второй катаклизм, в ходе которого земная ось столь же внезапно вернулась в свой первоначальный угол наклона. Вот тогда-то Земля и была действительно вновь поднята из Вод, и . . . как вверху, так и внизу, и наоборот.
Как гласит предание, в те дни на Земле жили боги — именно боги, а не такие, как теперь, люди. Во втором томе мы покажем, что расчёт периодов в экзотерическом индуизме относится одновременно и к великим космическим, и к малым земным событиям и катаклизмам.
Так же обстоит дело и с именами. Например, Юдиштхира,[2] первый царь шаков,[3] с которого начинается эпоха кали-юги (длительностью 432 тыс. лет),[4] — это и "реально царствовавшая личность, жившая за 3102 года до Р.Х.",[5] но одновременно те же самые титул и имя носил и человек, живший в эпоху Великого потопа и первого погружения Атантиды. Первый "Юдиштхира[1] родился "сразу же после потопа" на горе, имевшей сто вершин и расположенной на краю
[[Продолжение примечания с предыдущей страницы]] Представить себе, что великий мудрец, утвердивший принципы самого жёсткого вегетарианства и глубочайшей заботы о жизни любого животного, человек, отказывавшийся даже от употребления в пищу яиц как носителей дремлющей будущей жизни, мог умереть от несварения желудка в результате употребления в пищу мяса, было настолько невозможно, и сама мысль об этом представлялась настолько несообразной, что поставила в тупик не одного востоковеда. Но приведённое нами объяснение раскрывает смысл этого иносказания и разъясняет всё. К тому же, Вараха — это не просто кабан. Судя по всему, в самом начале он обозначал некое допотопное озёрное животное, "любившее плескаться в воде" ("Ваю-пурана").
[1] По данным полковника Уилфорда, конец "Великой Войны" приходится на 1370 год до Р.Х. (см. "Asiatic Researches", Vol. 9, p. 116), а по Бентли — уже на 575 год до Р.Х.!!![6] Так, к концу нашего века, может статься, эпос "Махабхарата" будет описывать уже не что иное, как великие наполеоновские войны.
света, за пределы которого не может ступить нога ни одного человека" (см. Royal Asiat. Soc., Vol. 9, p. 364).
Но мы не знаем ни о каком "потопе", который произошёл бы в 3102 году до Р.Х., — это даже не Ноев потоп, который, согласно иудео-христианской хронологии, относится к 2349 году до Р.Х.
Эта особенность связана с эзотерическим делением времени и тайной, которую мы разъясним в другом месте, а потому не будем касаться её здесь. Пока же достаточно просто отметить, что все эти уилфорды, бентли и прочие претенденты на звание Эдипа индуистской эзотерической хронологии потерпели полное фиаско, несмотря на все потуги их фантазии. Секрет тайных расчётов, связанных с четырьмя эпохами (манвантарами), так ни разу и не был разгадан нашими самыми просвещёнными востоковедами, и потому те решили просто разрубить гордиев узел, объявив всё это "выдумкой брахманов". Что ж, пусть будет так, и да упокоятся эти великие учёные с миром. А "выдумка" эта станет предметом нашего обсуждения в предварительных разделах тома второго, "Антропогенеза", где будут приведены дополнительные эзотерические данные.
Но давайте посмотрим, что же собой представляют три вида пралайи и каковы общепринятые представления на сей счёт. В кои-то веки они сходятся с эзотерической точкой зрения.
О той пралайе, которая наступает по прошествии четырнадцати манвантар, каждой из которых руководит такое же число ману, когда и происходит "сопутствующее событие" — растворение Брахмы, в "Вишну-пуране" сжато говорится, что
"по завершении тысячи периодов, образующих четыре эпохи, которые составляют один день Брахмы, земля приходит почти в полное истощение. Всевечный, Авьяя (Вишну — Е.П.Б.), принимает тогда образ Рудры (разрушителя, Шивы — Е.П.Б.) и воссоединяет с собой всё своё творение. Он вступает в семь лучей солнца и выпивает все воды планеты. Под действием его воли вся влага испаряется, а земля иссыхает. Океаны и реки, потоки и ручьи — всё обращается в пар. От избытка впитанной в себя влаги семь солнечных лучей раздуваются, превращаясь в семь солнц, и в конце концов предают мир огню. Разрушитель всего сущего Хари, он же "пламя времени, Калагни", окончательно пожирает землю. Но затем Рудра, превратившись в Джанардану[7], выдыхает из себя тучи и дождь".[8]
Существует множество различных видов пралайи, но в старинных индуистских книгах особенно отмечаются три её главных разновидности. Первая из них, как показывает Уилсон, называется наймиттика,[1] то есть она неизбежно связана с чередованием "дней Брахмы" и является его "сопутствующим" следствием. При ней происходит разрушение всего творения, наделённого жизнью и формой, но не его субстанции, которая остаётся в целости и сохранности и пребывает так до наступления новой зари, возвещающей конец этой "ночи".
[1] В школах веданты и ньяя термин "нимитта", от которого и происходит слово "Наймиттика", понимается как действенная причина в отличие от упаданы, то есть физической или материальной причины. В школе санкхья термин прадхана понимается как причина, подчинённая Брахме, то есть Брахма сам выступает причиной и стоит выше прадханы. Поэтому переводить этот термин как "сопутствующая" причина неправильно, и, как указывает ряд исследователей, правильнее было бы переводить его как "идеальная" или даже как "реальная" причина.
Второй вид пралайи называется пракритика. Она происходит по завершении века или жизни Брахмы, и тогда всё сущее растворяется, распадаясь до первоэлемента, а затем восстанавливается по окончании этой уже более долгой ночи.
Третий же вид, атьянтика, затрагивает не миры и не вселенную, а лишь отдельных индивидов. Таким образом, это — индивидуальная пралайя, или нирвана. Тот, кто достигает её, больше не может существовать [в воплощённом виде], и новое его рождение возможно не ранее, чем по прошествии маха-пралайи. Эта последняя продолжается целых 311 триллионов 40 миллиардов лет, и, поскольку этот срок может практически удвоиться для того счастливца-дживанмукти, которому удастся достигнуть нирваны в начале наступившей манвантары, то можно считать её если и не бесконечной, то вечной.
В "Бхагавата-пуране" (XII, iv, 35) рассказывается и о четвёртом виде пралайи, нитья, то есть о непрерывно происходящем растворении, и такая пралайя понимается как изменение, происходящее незаметно во всём, что только есть в нашей вселенной, начиная с небесного тела и кончая атомом — и происходит это безостановочно. Это рост и распад (жизнь и смерть).
С наступлением маха-пралайи обитатели Сварлоки (верхней сферы)[9], обеспокоенные гигантским пожаром, ищут убежища у "своих прародителей, питри, у ману, у семи риши, у небесных духов, принадлежащих к различным разрядам и степеням, у богов в Махарлоке[10]". Когда же наступающая маха-пралайя настигает их и там, то все вышеперечисленные существа покидают Махарлоку и направляются в Джаналоку[11]
"в своих тонких формах. Всем им суждено перевоплотиться и обрести свои прежние способности после обновления мира в начале следующей Кальпы" ("Ваю-пурана ").[12]
Вот как этот рассказ продолжается в "Вишну-пуране" (Книга VI, гл. iii.):
". . . . Эти необъятные тучи под оглушительные раскаты грома заполняют собой всё пространство (Набхас-тала). Извергая из себя потоки воды, эти тучи гасят страшный пожар . . . и продолжают изливаться дождём без перерыва в течение ста (божественных — Е.П.Б.) лет, наводняя им весь мир (солнечную систему — Е.П.Б.). Этот льющийся дождь, каждая капля которого величиной с игральную кость, накрывает собой всю землю, заполняет среднюю область (Бхувалоку[13]) и наводняет небо. Теперь мир погружён во мрак. Всё, что в нём было, одушевлённое и неодушевлённое, погибло, а тучи всё продолжают и продолжают изливать из себя воды . . . "[14]
и над всем этим миром опустошения воцаряется ночь Брахмы. . . . .
Вот это в эзотерическом учении мы и называем "солнечной пралайей".
" . . . Когда воды достигают области семи риши, и мир (наша солнечная система — Е.П.Б.) становится одним сплошным океаном, они останавливаются. Дыхание Вишну превращается в могучий ветер, который дует следующие сто (божественных — Е.П.Б.) лет, пока не рассеивает все тучи. Но затем поглощается и ветер: и То, из чего сотворено всё сущее, Владыка, которым всё существует, Тот, кто непостижим, не имеет начала и сам есть начало вселенной, погружается в покой, возлежа на Шеше (Змее Бесконечности — Е.П.Б.) посреди бездны. Адикрит
(Творец? — Е.П.Б.) Хари, спит, покоясь на океане пространства в образе Брахмы — восславляемый Санакой[1] и Сиддха (Святыми — Е.П.Б.), перешедшими в Джаналоку, и созерцаемый святыми обитателями Брахмалоки, жаждущими окончательного освобождения. Он погружён в мистический сон, небесное олицетворение его собственных иллюзий. . . . Такова Пратисанчара — (растворение? — Е.П.Б.), которое называют "сопутствующим", поскольку Хари . . . выступает в качестве сопутствующей (идеальной — Е.П.Б.) причины. . . . .[2]
Когда мировой дух просыпается, всё оживает; когда же он закрывает глаза, то всё погружается в мистический сон. Как тысяча великих веков составляет один день Брахмы (в оригинале не Брахмы, а Падма-йони, то же самое, что Абджайони — "рождённого лотосом" — Е.П.Б.), так и ночь его имеет ту же протяжённость . . . Пробуждаясь в конце своей ночи, Никем Не Рождённый . . . творит вселенную заново. . . . " ("Вишну-пурана", Книга VI, гл. iv).[15]
Такова "сопутствующая" пралайя. А что такое растворение элементов?
"Когда истощением всего и огнём", — говорит Парашара Майтрейе, —
"все миры и паталы (ады — Е.П.Б.) оказываются иссушёнными, [3] . . . начинается растворение элементов (стихий). Вначале воды поглощают характерное свойство земной стихии (зачаток обоняния), и земля, лишённая этого свойства, погибает . . . и сливается в единое целое с водой. . . . Когда вселенная таким образом наполняется волнами водной стихии, то зачаток характерного свойства воды иметь вкус парализуется огненной cтихией . . . и тогда разрушаются сами волны, сливаясь в единое целое с огнём; а вселенная целиком заполняется пламенем (тонкоэфирным — Е.П.Б.), которое постепенно охватывает собой весь мир. Когда Пространство уже представляет собою одно сплошное пламя, стихия ветра завладевает зачаточным свойством огня иметь форму, каковое и есть причина света, и, когда это свойство (пралина) исчезает, то всё обретает воздушную природу. Поскольку зачаток формы уже уничтожен, и Вибхавасу (огонь? — Е.П.Б.) лишён зачатка своего характерного свойства, то воздух гасит огонь и охватывает собой всё пространство, которое лишается света после слияния огня в единое целое с воздухом. И тогда воздух в сопровождении звука — источника эфира (Ether), — распространяется по всем десяти областям. . . . и происходит это до тех пор, пока эфир не отнимает у воздуха его характерное свойство сцепления (спарши — осязания? — Е.П.Б.), после потери которого воздух погибает, и остаётся один только Кха, неименный, не имеющий ни формы, ни вкуса, ни осязаемости (спарша), ни запаха. Он существует, воплощённый (мурттимат) и безбрежный, пронизывая собою всё Пространство. Акаша, характерным свойством которой является зачаток звука ("Слово" — Е.П.Б.),.. занимает собою всю вместимость Пространства. Затем начало (ноумен? — Е.П.Б.) всех стихий (бхутади) пожирает звук (всю совокупность демиургов — Е.П.Б.); и тогда все сонмы дхьян коганов и все существующие
[1] Главным кумарой, то есть девственным богом (дхьян коганом), отказывающимся творить. Это прототип Св. Михаила, также отказавшегося творить.
[2] См. заключительные строки в разделе "Хаос, Теос, Космос".
[3] Подобная перспектива вряд ли устроит христианское богословие, предпочитающее, чтобы его последователи верили в существование вечного, нескончаемого ада.
элементы[1] тотчас же сливаются со своим первоначалом.
Но даже и этот первоэлемент, сознание, существующее в сочетании с тамаса (духовной тьмой — Е.П.Б.), расщепляется махатом (мировым умом — Е.П.Б.), характерным свойством которого является буддхи, а земля и махат — это внутренняя и внешняя границы вселенной. Теперь, как и в начале, — когда были семь форм пракрити (природы — Е.П.Б.), насчитываемые от махата до земли, — эти семь форм последовательно возвращаются одна в другую.[2]
Яйцо Брахмы (сарва-мандала — Е.П.Б.) растворяется в окружающих его водах вместе с его семью зонами (двипа), семью океанами, семью областями и их горами. Затем его внешний водяной покров иссушается огнём, а огонь (слой огня — Е.П.Б.) впитывается воздухом (слоем воздуха — Е.П.Б.), воздух сливается с эфиром (акашей — Е.П.Б.), бхутади (источник или, вернее, причина первоэлемента — Е.П.Б.) пожирает эфир и затем сам разрушается махатом (великим мировым умом — Е.П.Б.), который, в свою очередь, вместе со всеми захватывается пракрити и исчезает. Эссенция пракрити остаётся неизменной, независимо от того, дифференцирована она или нет. Только то, что дифференцировано, то, в конце концов, и поглощается недифференцированным и теряется там. Также и пумс (дух — Е.П.Б.) — единый, чистый, бессмертный, вечный, наполняющий собой всё — является частью того Наивысшего Духа, который есть Всё. Этот дух (сарвеша) — дух невоплощённый, не имеющий таких атрибутов, как имя, вид (наман и джати, то есть рупа, а потому скорее тело, а не вид — Е.П.Б.) и им подобные — и остаётся в качестве единственного сущего (сатта) . . . Пуруша же и пракрити оба в конце концов растворяются в Наивысшем Духе. . . . " ("Вишну-пурана" в переводе Уилсона с исправлением некоторых его ошибок, а в скобки помещены термины, взятые из оригинала).[16]
Такова окончательная пралайя[3] — смерть космоса — с наступлением которой дух его обретает покой в нирване, то есть в том, для чего не существует ни дня, ни ночи. Все же остальные пралайи носят периодический характер и в регулярной последовательности сменяют каждую манвантару, как ночь сменяет день в жизни любого человека, животного или растения. Цикл творения жизней космоса завершён, так как энергия проявленного "Слова" имеет
[1] Термин "элементы" здесь следует понимать не только как видимые и физические элементы, но и и в том смысле, как их понимал Св. Павел[17]: как духовные, разумные потенции — ангелы и демоны в их манвантарно-проявленной форме.
[2] Если это описание будет правильно понято востоковедами в эзотерическом смысле, то окажется, что это космическое взаимодействие мировых элементов гораздо лучше объясняет взаимодействие физических сил, чем все другие сегодняшние объяснения. В любом случае, теософы отмечают, что пракрити имеет семь форм, или принципов, "насчитываемых от махата до Земли". "Воды" означают здесь мистическую "мать", родящее лоно абстрактной природы, в котором происходит зачатие проявленной вселенной. Семь "зон" связаны с семью подразделениями вселенной, то есть с ноуменами тех самых сил, которые её порождают. Всё это имеет иносказательный характер.
[3] Поскольку в приведённом здесь описании речь идёт о великой (маха) или так называемой окончательной пралайе, то в течение неё происходит обратное слияние всего с единым первоэлементом — в то время как "сами боги: Брахма и остальные", как считается, умирают и исчезают на всё время этой долгой ночи.
период своего роста, кульминации и убывания, как всё временное, сколь бы долго оно ни длилось. Творческая сила вечна как ноумен, но как феноменальное проявление во всех конкретных аспектах она имеет своё начало, а стало быть, должна иметь и свой конец. В течение этого промежутка она переживает периоды активности и периоды покоя. Это и есть "дни и ночи Брахмы". Но Брахман-ноумен никогда не знает покоя, так как он никогда не меняется и вечно есть, хотя о нём и невозможно сказать, что он есть где бы то ни было. . . . .
Еврейские каббалисты ощутили эту потребность в принципе неизменности, который заключался бы в неком вечном, бесконечном божестве, и потому приложили эту самую идею к антропоморфному богу. Идея эта весьма поэтична, и применение её вполне оправданно. В книге "Зохар" мы читаем следующее:
"Во время бдения своего на горе Синай, когда Моисей был вместе с богом, скрытым из глаз его облаком, он почувствовал, как обуял его страх великий, и он вдруг спросил: "Господи, где ты?. . . . Почил ли ты, Господи? . . . " И отвечал ему Дух: "Я не ведаю сна: если б почил я хоть на миг прежде срока моего, то всё творение рассыпалось в прах в одно мгновение".[18]
Это выражение — "прежде срока моего" — чрезвычайно показательно. Оно говорит о том, что Бог Моисея выступает лишь временным субститутом (как Брахма в мужском образе) — субститутом и аспектом того, что является неизменным и потому не может никак участвовать ни в "днях", ни в "ночах", ни иметь вообще какого-либо отношения к реакции на что-либо или к растворению чего бы то ни было.
Если у восточных оккультистов существует семь способов толкования, то у евреев их только четыре — реально-мистический способ, иносказательный, морально-нравственный и буквальный (пашут).[19] Последний — это ключ, которым пользуется экзотерическая церковь, а потому о нём не стоит и говорить. Воспользуемся же первым, то есть мистическим, ключом. Вот несколько фраз, которые показывают нам, что все священные писания строятся на одних и тех же фундаментальных принципах. Они приводятся в замечательной книге И.Майера о каббалистических произведениях, которые он, судя по всему, прекрасно изучил. Я цитирую дословно.
"B'raisheeth barah elohim ath hashshama'yem v'ath haa'retz" — "В начале сотворил(и) Бог(и) небо и землю", что означает: все те шесть (сфирот строительства [1]), над которыми стоит B'raisheeth, относятся к Низу. Он создал шестерых, (и) на них держится всё сущее. И все они зависят от семи форм Черепа — вплоть до достоинства всех достоинств.[20] Вторая же "Земля" не входит в этот счёт, поэтому сказано: "И от неё (той Земли), которая была проклята[21], произошла она". . . . . Она (Земля) была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и дух элохимов. . . . дышал (me' racha 'phath, то есть витал, нависал, носился) над водами. . . . . Тринадцать зависят от тринадцати
[1] В стансах они называются "Строителями".
(форм, обликов) величайшего из достоинств. В первых шести словах висят (имеются в виду) шесть тысяч лет. Седьмая же (тысяча, тысячелетие) над ней (прóклятой Землёй) есть то, что сильно Им Самим. И, как написано, была она целиком опустошена за двенадцать часов (один. . . . день). . . . . На тринадцатый Оно (Божество) восстановит всё. . . . и всё будет снова, как прежде, и все эти шесть будут продолжаться. . . . и т.д." ("Siphrah Dzeniuta", ch. I., § 16, s. 9, цит. по: "Qabbalah"[22], p. 233).
Эти шесть "сфирот строительства" представляют собой шесть дхьян коганов (ману, Праджапати), синтезированные в седьмом, "Б'раишит" (первой эманации, Логосе), и потому называются строителями нижней (физической) вселенной и все они относятся к Низу. Эти шестеро , сущность которых проистекает из седьмого, — являются упадхи, фундаментом, тем краеугольным камнем, на котором зиждется вся объективная вселенная, они — ноумены всего сущего. А значит, они — одновременно и силы природы, и семеро ангелов лика Господня, и шестой и седьмой принципы в человеке, и духовно-психо-физические сферы семеричной цепи, и корневые расы и т.д. и т.д. Все они "зависят от семи форм Черепа" вплоть до наивысшего.
"Вторая земля" "не входит в этот счёт" по той причине, что это и не земля вовсе, а хаос, бездна пространства, в которой пребывала парадигма (или прообраз, модель) вселенной в процессе мыслетворчества, пока Сверхдуша "высиживала" её. Использованное здесь слово "прóклятая" сильно сбивает с толку, но в виду здесь имеется не проклятье, а неизбежная судьба или обречённость, та фатальность, которая приводит Землю в объективное состояние. Это видно уже из описания этой "Земли", находящейся под действием "проклятья", — она "безвидна и пуста", а в её бездонных глубинах "дыхание" элохимов (коллективного Логоса) производит или фотографирует, фиксирует первую божественную Идею того сущего, которое грядёт. Этот процесс повторяется после каждой пралайи перед началом очередной манвантары, периода сознательного индивидуального бытия.
Выражение "тринадцать зависят от тринадцати форм" относится к тем тринадцати периодам, которые олицетворяются тринадцатью ману плюс четырнадцатым Сваямбхувой (указание на 13, а не на 14, служит здесь цели не раскрывать тайны полностью): именно эти четырнадцать ману и правят в течение всего периода махаюги — одного "дня" Брахмы. Эти (тринадцать-четырнадцать) объективной вселенной зависят от тринадцати (четырнадцати) парадигм, идеальных форм. Что же касается смысла выражения "в первых шести словах висят шесть тысяч лет", то опять-таки его следует искать в индийской мудрости. Под ними подразумеваются те самые первые шесть (семь) "Царей Едомских", которые олицетворяют собой миры (сферы) нашей цепи в течение первого Круга, а также первочеловечество этого Круга. Они представляют собой семеричную доадамову (предшествующую третьей расе, в которой происходит разделение полов) первую корневую расу. Поскольку они имели призрачный облик и были неразумны (ведь они ещё не вкусили от плода с Древа Знания), они не могли видеть
парцуфим: то есть "Лик не умел узреть Лика" (первочеловечество ещё не обладало сознанием), "и потому первые (семь) Царей умерли", то есть были истреблены (см. "Сифра Дцениута"). Но кто же они такие, эти Цари? Это —
"семь риши, некие (вторичные) божества, шакра (Индра), ману и его сыновья, цари, которые были созданы и погибли в один из периодов",
как об этом сказано в "Вишну-пуране" (Кн. I, гл. iii).
В самом деле, термин "седьмая" ("тысяча") (тысячелетие, но не в экзотерическом христианском исчислении, а в смысле процесса антропогенеза) обозначает одновременно и "седьмой период творения", когда был создан физический человек ("Вишну-пурана"), и седьмой принцип — как на макро-, так и на микрокосмическом уровне, — а кроме того, ещё и пралайю, наступающую после седьмого периода, "ночь", которая длится столько же, сколько и один "день" Брахмы — "как написано, была она целиком опустошена за двенадцать часов". Но именно на тринадцатый (дважды по шесть плюс синтез) всё будет восстановлено, и "шестеро продолжатся".
Таким образом, автор книги "Qabbalah"[23] совершенно справедливо отмечает:
"задолго до времени его (Ибн Гебироля) жизни, за много веков до наступления христианской эры в Центральной Азии существовала "религия мудрости", обрывки которой продолжали сохраняться среди просвещённых людей в древнем Египте, Китае, Индии и т.д."[24] и "скорее всего, каббала восходит к арийским источникам и пришла она через Центральную Азию, Персию, Индию и Месопотамию, ведь и Авраам и многие другие пришли в Палестину из Ура и Харана" (с. 221).
В этом же твёрдо убеждён и Ч. У. Кинг (C. W. King), автор книги "The Gnostics and their Remains".
Очень поэтично описывает наступление "ночи" Вамадэва Модельяр (Модли). Хотя этот рассказ мы уже приводили в своей "Разоблачённой Исиде", описываемая им картина стоит того, чтобы привести её здесь во второй раз.
"Из каждой точки [пространства] раздаётся необычный шум. . . . То — предвестники ночи Брахмы. Сумерки сгущаются над горизонтом, и Солнце уходит за тринадцатый градус Макара (знак зодиака — Е.П.Б.), и ему уже никогда не войти в знак Минас (знак Рыбы — Е.П.Б.). Гуру в пагодах, поставленные следить за Расичакром (зодиаком — Е.П.Б.), могут теперь сломать свои астрономические круги и инструменты, ибо они им больше не понадобятся.
Мало-помалу свет тускнеет, нарастает прохлада, на земле всё больше мест, где никто не живёт. Воздух становится всё более и более разрежённым, источники вод пересыхают, не видно больше волн в великих реках, океан обнажает своё песчаное дно, а растения умирают. Люди и животные с каждым днём уменьшаются в росте. Жизнь и движение теряют свою былую силу, планеты едва удерживаются на своих местах в пространстве и одна за другой угасают, подобно лампаде, в которую рука чокры (слуги — Е.П.Б.) позабыла долить масла. Сурья (Солнце — Е.П.Б.) мерцает и гаснет, материя распадается (пралайя — Е.П.Б.), и Брахма вновь сливается с пребывающим в тайне Богом, Дьяусом, и, завершив труд свой,
он засыпает. Вот и ещё минул день. Наступает ночь, которая будет длиться до следующей зари.
И вот снова входит он в золотое яйцо своей мысли — в семя всего сущего, — как рассказывает нам божественный Ману. Во время его мирного покоя все одушевлённые существа, наделённые началом действия, прекращают свои функции, и всякое чувство (манас — Е.П.Б.) погружается в сон. И, после того как они вливаются в Верховную Душу, эта душа всего сущего засыпает и спит в совершенном покое до того самого дня, пока вновь не облачится в форму и не пробудится опять из своей изначальной тьмы."[1]
Первой из всех четырёх веков (юг) всегда наступает "сатья-юга", а последней — кали. В Индии сегодня царит кали-юга, и, судя по всему, та же эпоха господствует и на Западе. В любом случае, интересно отметить, насколько точным оказалось пророчество автора "Вишну-пураны", поведавшего Майтрейе о тёмных силах и греховной стороне жизни при кали-юге. Действительно, после слов о том, что на берегах Инда, Чандрабхаги и Кашмира будут хозяйничать "варвары", он сообщает следующее:[25]
"Тогда землёю будут править одновременно несколько монархов — царей, грубых духом, неистовых страстями, глубоко приверженных лжи и злу. Они принесут смерть женщинам, детям и коровам; они будут отнимать имущество у своих подданных и устремят взоры свои на жён чужих; власть их будет безраздельной, жизнь — краткой, а желания — ненасытными. . . . Взаимодействуя с ними, народы разных стран будут следовать их примеру, и варвары, находясь под покровительством князей (в Индии — Е.П.Б.) обретут могущество, в то время как чистые народы будут прозябать в лишениях, люди будут погибать (или, как пишет комментатор,[26] "млеччха окажутся в центре, а арии — в конце" — Е.П.Б.)[2] Благополучие и праведность будут постепенно исчезать, пока мир окончательно не погрязнет в пороке. Лишь размеры имущества будут определять положение людей в обществе, одно лишь богатство станет предметом поклонения, страсть будет единственной нитью, связующей друг с другом полы, ложь будет единственным средством для достижения успеха в суде, а женщины станут предметом лишь чувственного наслаждения. . . . .. Одни лишь внешние признаки будут служить отличительными чертами для людей, принадлежащих к разным разрядам жизни;. . . . . чистота человека будет определяться только величиной его богатств; бесчестие (аньяя — Е.П.Б.) станет обычным средством существования, слабость — причиной зависимости, a угрозы и самомнение — заменой учёности; распущенность станет предметом поклонения, взаимодоговорённость — единственным поводом для супружества, а тонкие одежды окажутся главным признаком благородства. Править будет наисильнейший, а люди, не будучи в силах вынести тяжкое бремя, кхара бхара (тяжесть налогов — Е.П.Б.) станут искать убежища в долинах. . . . Так, в век кали будет непрестанно происходить распад, пока
[1] См. Jacquolliot, "Les Fils de Dieu"; l'Inde des Brahmes, p. 230.
[2] Если это не пророчество, то что же ещё?
род человеческий не подойдёт к уничтожению самого себя (пралайе — Е.П.Б.). . . . И когда конец века кали будет уже близок, часть того божественного существа, которое существует в силу собственной духовной природы . . . низойдёт на Землю . . . (аватара Калки — Е.П.Б.), наделённый восемью сверхчеловеческими способностями. . . . Он восстановит праведность на земле, и ум живущих в конце кали-юги пробудится и станет прозрачен, как хрусталь. Эти изменившиеся люди . . . станут семенами грядущих человеческих существ, и породят они народ, который будет следовать законам века чистоты, крита-юги. Как сказано, "когда и Солнце, и Луна, и лунный астеризм Тишья, и планета Юпитер сойдутся в одном доме, тогда и вернётся век криты (или сатьи — Е.П.Б.)".[27]
". . . . Вот уже четыре века в Калапе[1] живут две личности — дэвапи[28], происходящие из расы Куру и Мору, из рода Икшваку. Они вернутся сюда в начале века криты . . . Мору,[2] сын Шигхру, благодаря силе йоги, продолжает жить по сей день. . . . Он и восстановит расу кшатриев, принадлежащую к Солнечной династии"[3] ("Ваю-пурана", т. III, с. 197).[29]
Оправдается ли это последнее пророчество или нет, мы не знаем, но все те "блага", которые принесла с собой кали-юга, описаны достаточно внятно и очень точно соответствуют даже тому, что видишь и слышишь в Европе и других цивилизованных христианских странах в разгар XIX века и на заре века XX нашей великой эры Просвещения.
[1] В "Матсья-пуране" это место называется "Катапа"[30].
[2] Макс Мюллер переводит это имя как Морья, относя его к той династии Морья, к которой принадлежал Чандрагупта (см. "Sanscrit Literature").[31] В "Матсья-пуране" (гл. CCLXXII) говорится о династии десяти Морья (Маурея). В той же главе сказано, что династия Морья однажды будет править всей Индией, после того как они восстановят расу кшатриев через много тысяч лет от наших дней. Но только правление их будет иметь чисто духовную природу, оно будет "не от мира сего". Это будет царство следующей аватары. Как считает полковник Тод, имя Морья (Маурея) — это искажённое название раджпутского племени Мори, а комментатор Махавансы[32] полагает, что некоторые князья взяли для себя имя Маурья в честь своего родового города Мори или, как даёт профессор Макс Мюллер, Морья-Нагара, что более правильно в соответствии с оригинальным текстом Махавансы. "Санскритская Энциклопедия", Вачаспаттья, как сообщает наш Брат Дэван Бадхадур Р. Рагунатх Рао из Мадраса, помещает Катапу (Калапу) в северной области Гималаев, то есть в Тибете. Об этом же говорится и в главе XII ("Сканда") "Бхагавата-пураны", т. III, с. 325.
[3] В "Ваю-пуране" говорится, что Мору восстановят кшатриев в будущей девятнадцатой юге (см. "Five Years of Theosophy", p. 483, "The Moryas and Koothoomi").
———————
Любой древний символ непременно заключает в себе некий глубокий философский смысл, и чем этот символ древнее, тем он ценнее и важнее. Таков и символ лотоса. Этот священный цветок, пользующийся особым покровительством со стороны природы и её богов, символизирует как абстрактную, так и конкретную вселенные и выступает эмблемой производительных сил как духовной, так и физической природы. Со времён глубочайшей древности он считался священным и у ариев-индусов, и у египтян, а впоследствии и у буддистов, он глубоко почитался также в Китае и Японии. В качестве собственной эмблемы он был воспринят и христианской церковью, как греческой, так и римской, которые, заменив лотос на водяную лилию, сделали из него символ Вестника.[1]
Он всегда имел и имеет сегодня некий мистический смысл, одинаковый у всех народов на земле. Отсылаем читателя к книге сэра Уильяма Джонса.[2] У индусов лотос — эмблема производительной силы природы, проявляющейся через огонь и воду (дух и материю).
"Всевечный!" — говорится в одном из стихов "Бхагаватгиты", — "Я вижу Брахму-Творца, восседающего в тебе на лотосе!". И сэр Уильям Джонс показывает (как мы уже отмечали в стансах), что даже не проросшее семя лотоса уже содержит в себе полностью сформировавшиеся листья, миниатюрную копию того растения, в которое это семя должно однажды превратиться. В Индии лотос выступает символом плодородия земли и, более того, символом горы Меру. Каждый из четырёх ангелов — гениев четырёх частей неба (махараджей, см. стансы) — непременно стоит на цветке лотоса. Лотос несёт в себе двойную символику, передавая идею божественного и человеческого гермафродитизма, то есть как бы двуполости.
Дух огня (или тепла), который оплодотворяет всё, что (в соответствии с идеей-прототипом) рождается из воды, то есть протоземли, придавая ему живость и конкретную форму, разворачивает из себя Брахму (у индуистов). Образ цветка лотоса, вырастающего из пупа Вишну, — бога, покоящегося на водах пространства и на Змее Бесконечности, — ярче всего передаёт скрытую идею: идею вселенной, разворачивающейся из центрального Солнца, точки, вечно сокрытого зародыша. Лакшми, выступающая
[1] На любом рисунке, изображающем христианское Благовещенье, мы видим, что явившийся Деве Марии архангел Гавриил держит в своей руке побег водяной лилии. Эта лилия символизирует собой огонь и воду, то есть идею творения и производительного начала — ровно ту же самую идею, которую несёт в себе и образ лотоса в руках у Бодхисаттвы, возвещающего Маха-Майе, матери Гаутамы, о рождении Спасителя мира, Будды. Осирис и Гор также всегда изображались египтянами с цветком лотоса, поскольку и тот, и другой являются богами Солнца, то есть огня (а Святой Дух и до сих пор символически изображается в виде "языков огненных" — см. "Деяния"[33]).
[2] См. Sir William Jones' "Dissertations Relating to Asia."
женским аспектом Вишну[1] и также носящая имя Падма (лотос), также плывёт, находясь на лотосе, во время "творения", а когда происходит "пахтание океана" пространства, она рождается из "молочного моря", как Венера из пены морской.
Английский востоковед и поэт сэр Монье Вильямс воспел это событие в следующих строках:
" . . . Восседая на лотосе,
Красотою блистая, богиня, несравненная Шри,
Возникла из волн . . . "[34]
Помимо того, что лежащая в основе этого символа идея прекрасна уже сама по себе, она ещё указывает и на свою принадлежность всем религиозным системам в равной мере. Выражен ли этот символ в образе лотоса или водяной лилии, он передаёт одну и ту же философскую идею — эманацию объективного из субъективного, переход божественной Идеи из абстрактной в конкретную, зримую форму.
Действительно, как только тьма — вернее то, что незнание принимает за "тьму", — скрывается в собственном царстве вечного света, оставив после себя лишь свою божественную проявленную идею, у творцов-логосов открывается понимание, и в идеальном мире (до тех пор сокрытом в божественной мысли) они видят архетипические формы всего, и они начинают копировать их, строить и лепить по их образцу формы тонкие и трансцендентальные.
На этом этапе своей деятельности демиург[2] — ещё не архитектор. Едва родившись в густом сумраке, предшествующем началу собственно действия, он сперва должен увидеть план, понять идеальные формы того, что лежит глубоко схороненным в лоне вечного мыслетворчества — так листья будущего лотоса, его ничем ещё не запятнанные лепестки, сокрыты внутри семени этого растения. . . . .
В главе LXXXI египетского Ритуала ("Книги Мёртвых") под названием "Преображение в Лотос" мы читаем, как из лотоса появляется голова, и бог[35] восклицает:
"Я — чистый лотос, рождённый из Лучезарного. . . . . Я направляю послания Гору. Я — чистый лотос с Солнечных Полей. . . . ."[36]
Следы идеи лотоса, как мы об этом уже писали в "Исиде", обнаруживаются даже в 1-й главе Книги Бытия, где речь идёт о сотворении мира элохимами.
[1] Лакшми — это Венера-Афродита и, подобно последней, рождается из пены морской с лотосом в руке. В "Рамаяне" она носит имя Падмы.
[2] В эзотерической философии термин "демиург" (логос), понимаемый как творец, имеет совершенно абстрактный смысл, это просто идея, как, к примеру, понятие "воинство". Аналогично тому, как под словом "воинство" понимается в самом общем смысле некий коллектив активно действующих сил или рабочих единиц — солдат, — так и термин "демиург" носит обобщённый характер, обозначающий некое множество творцов или строителей. Великий востоковед Бюрнуф абсолютно точно уловил эту мысль, отмечая, что Брахма — никакой не творец ни земли, ни остальной вселенной. "Явив себя из души мира и затем отделившись от первопричины, он испаряет, излучает из себя всю природу. Он не стоит над ней, но смешан с ней. Брахма и вселенная образуют единое бытие, каждая частица которого по своей сути является самим Брахмой, который возникает сам из себя"[37].
Именно в этой идее мы и должны искать разгадку смысла одного из стихов еврейской космогонии, который гласит: "И сказал Бог: да произрастит земля. . . . дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, семя которого находится внутри самого себя".[38] Во всех первобытных религиях "Сын Отца" фигурирует как бог-творец — то есть его мысль становится зримой; и задолго до наступления христианской эры, начиная с индуистского образа Тримурти и кончая тремя каббалистическими головами писаний в толковании евреев, у всех народов ясно определялось и аллегорически обосновывалось божественное триединство.
Таково, с точки зрения мира космического и идеального, значение этого великого символа у восточных народов. Но в приложении к практическим и экзотерическим культам — в которых также использовалась эзотерическая символика, — лотос с течением времени стал носителем и выразителем более земной идеи. Ни одна догматическая религия не избежала одной и той же судьбы: придания некоторым своим элементам сексуальной окраски, и по сей день это порочит нравственную красоту изначальной идеи этого символа. Следующий ниже фрагмент мы взяли из уже упоминавшейся нами каббалистической рукописи: —
"Подобный же смысл несёт в себе и образ лотоса, растущего в водах Нила. Именно то, как он произрастает, и сделало его удобным символом для выражения деятельности сил, производящих жизнь. Созревая, цветок лотоса сам становится носителем семян для последующего воспроизведения потомства. С матерью-землёй (то есть лоном Исиды) он соединён как будто плацентой при помощи длинного шнуровидного ствола-пуповины, проходящего через воды этого лона (реки Нил). Трудно найти символ, более простой и наглядный, чем этот, и, доводя указанную идею до максимальной конкретности, нередко прибегают к образу ребёнка, восседающего на этом цветке или выходящего из него.[1] Таким образом, Осирис и Исида, дети Крона, то есть бесконечного времени, в недрах которого сформировались их природные силы, изображаются родителями человечества, именуемого Гором . . . (см. § X, "Деус Лунус").
Трудно переоценить всё значение функции самовоспроизводства, лежащей в основе языка символики и научной речи. От мысли об этом мы приходим к размышлению о том, что́ такое есть творящая причина. Мы не можем не заметить, что природа в своём творчестве создала шедевр живой механики, управляемый дополнительно приданной душой живою, процесс формирования которой, история жизни и всё, что отвечает на вопросы, откуда она взялась, что она есть такое сегодня и куда лежит её путь завтра — всё это вопросы, ответить на которые человеческий ум не в состоянии, несмотря ни на какие его усилия.[2] Каждый новорождённый ребёнок — это вечно повторяющееся чудо, свидетельство того,
[1] В индийских пуранах это Вишну (первый Логос) и Брахма (второй Логос), то есть один идеальный, а второй — практический творец, один из которых проявляет лотос, а другой выходит из него.
[2] За исключением "усилий" посвящённых в восточную метафизику и тайны творческой природы — людей, обладающих особыми психическими способностями, формируемыми в процессе специального обучения. Ведь в прошедшие века именно профаны и привели к вульгаризации представления о творении космоса в чистой идее и превращению его в эмблему человеческого воспроизводства и выполнения половых функций. И только эзотерические учения и посвящённые будущего выполнят стоящую перед ними миссию и вернут первоначальное благородство этой древнейшей концепции, к сожалению, профанированной богословами и церковными религиеведами, грубо и необоснованно приложившими её к экзотерическим догматам и персоналиям. У человечества нет другой облагораживающей его религии, кроме безмолвного поклонения единственному проявлению Божества — абстрактной (т.е. ноуменальной) природе.
что во внутренней мастерской родящего лона происходит вмешательство некой разумной творческой силы, скрепляющей душу живую с физической машиной. Это чудо дивное придаёт особую сакральность всему, что связано с органами воспроизводства, заставляя нас видеть в них обиталище Божества и место его очевидного созидательного вмешательства".
Таково верное прочтение фундаментальных идей древности, концепций чисто пантеистических, безличных, пронизанных чувством глубокого благоговения, — идей, выработанных философами доисторических эпох. Но, разумеется, они не имеют ровно никакого отношения к грешному человечеству и к его грубым идеям, накрепко привязанным к личности. А потому приведённые ниже мысли, отразившие в себе весь антропоморфизм иудейской символики, будут расценены любым философом-пантеистом не иначе, как оскорбительные для святости истинной религии и пригодные лишь для нашего материалистического века — прямого результата и родного детища этого антропорфизма. Ибо именно он задаёт тон всему духу и сущности Ветхого Завета. "А посему", — говорится далее в рукописи, посвящённой иносказательному языку библейской символики:
"область чрева должна почитаться самым священным местом, sanctum sanctorum[39] и воистину Храмом Бога Живого.[1] Принадлежащая мужчине женщина всегда считалась нераздельной частью его самого, два всегда слагались в единое целое, ревностно охраняемое как святыня. Даже в обычном доме та часть, которая выделялась для внутренних покоев супруги, называлась penetralia, то есть "святилище", "тайник", откуда происходит и название "святая святых" в сакральных учреждениях, и в основе этого лежит идея сакральности репродуктивных органов. В священных книгах метафоричность доводится до крайности,[2] когда говорится, что эта часть здания расположена "между бёдер дома", а иногда идея эта выражается и языком архитектуры: в этом случае большая входная дверь в здание церкви помещается в глубине окружающих её с обеих сторон контрфорсов".
У древних, первобытных ариев никогда не существовало таких "доведённых до крайности" идей. Это подтверждается тем, что в ведийский период арийские женщины никогда не обособлялись от мужчин во всякого рода penetralia или "зенанах". Их обособленная жизнь началась лишь с приходом магометан — ещё одних наследников (после христианской церкви) еврейской символики, — покоривших страну и мало-помалу навязавших индусам свой образ жизни и традиции. Женщина как до, так и после ведийской эпохи пользовалась свободой наравне с мужчиной, и религиозная символика
[1] Разумеется, слова древнего посвящённого, знакомого с первотаинствами христианства: "Разве не знаете, что вы храм Божий" (I Кор. 3, 16) не могли быть обращены к человеку в этом смысле. Но заключённая в них идея, вне сомнения, отлично осознавалась еврейскими составителями Ветхого Завета. Здесь-то как раз и лежит пропасть между символикой Нового Завета и еврейским священным каноном. Эта пропасть так и осталась бы лежать между ними вечно, лишь увеличиваясь со временем, если бы не христианство — особенно латинская церковь, — которое соединило края этой пропасти вместе. Сегодняшние паписты связали их воедино, утвердив догмат о двух непорочных зачатиях, а также придав Богоматери образ человека и превратив её в идол.
[2] До крайности она доводится только в еврейской Библии и в работах её услужливых копиистов, христианских богословов.
ранних ариев никогда не была опорочена ни одной грязной, земной мыслью. И сама указанная идея, и то, как она была воплощена, имеют чисто семитское происхождение. Это подтверждает и просвещённейший автор-каббалист уже упомянутого нами чрезвычайно откровенного сочинения, в котором приведённый выше фрагмент он заключает следующими словами: —
"Если на эти органы, служащие символами творческих посредствующих сил космоса, взглянуть как на источник происхождения единиц длины и времени, то действительно так называемая "святая святых", то есть самое священное место конструкции храмов как обителей Божества (Иеговы), своё наименование обрела, по-видимому, в силу общепринятой сакральности репродуктивных органов, рассматриваемых как символы мер и некой причины-творца. Но мудрейшие в древности не имели ни имени, ни идеи, ни символа для обозначения первопричины". . . .
Действительно не имели, и тут нет никаких сомнений. И это гораздо лучше — не задумываться о ней вообще и, подобно древним пантеистам, не называть никаким именем, чем извращать этот священнейший Идеал из Идеалов, придавая его символам столь грубые антропоморфные формы!
Здесь мы сталкиваемся с ещё одним примером, показывающим ту гигантскую пропасть, что лежит между религиозной мыслью ариев и семитов, этих двух противоположных полюсов — чистосердечностью и скрытностью. У браминов, никогда не смешивавших естественные функции человеческого воспроизводства ни с какой идеей "первородного греха", иметь сына означало выполнять свой религиозный долг. В те далёкие времена любой брамин, завершив свою миссию человека-творца, удалялся в джунгли, где и проводил остаток дней своих в религиозном созерцании. Он исполнил свой долг перед природой как смертный человек и как её со-трудник, и отныне всеми помыслами своими он обращался уже к духовной, бессмертной части своего естества, и в этих мыслях он созерцал земное как простую иллюзию, как временный сон, — что, по сути дела, так оно и есть. У семитов же всё обстояло иначе. Они придумали себе какое-то искушение плоти в Эдемском саду, заставили своего Бога (в эзотерическом смысле: искусителя и правителя природы) проклясть во веки веков то, что было заложено в логике самой программы этой природы.[1] Это — если понимать описание экзотерически, то есть в соответствии с тканью повествования и мёртвой буквой Книги Бытия и прочих книг. Эзотерически же получается, что Бог счёл так называемый грех и грехопадение столь глубоко священными, что избрал орган, которым и был совершён этот первородный грех, в качестве самого священного символа, какой только достоин того, чтобы представлять того самого Бога, который клеймит функционирование этого органа как акт непокорности и вечный грех!
Ну чем можно измерить эту бездну парадоксальности семитского ума? И этот элемент парадоксальности за минусом его внутреннего смысла теперь целиком перешагнул в христианскую теологию и догматику!
Все ли первые отцы церкви осознавали эзотерический смысл еврейского (Ветхого)
Завета или только часть из них, в то время как остальные ничего не знали
об этой тайне, —
[1] Та же идея экзотерически выражается в "казнях египетских". Господь Бог жестоко искушает фараона, наводя на него "язвы великие", дабы царь не избежал кары и тем самым не лишил "народа избранного" возможности одержать очередной триумф.
решать будущим поколениям. Одно, во всяком случае, не подлежит никакому сомнению: поскольку эзотерический смысл Нового Завета ни в чём не противоречит эзотеризму книг Моисея и поскольку одновременно с этим в синоптические евангелия и Откровение Св. Иоанна был включён целый ряд заимствованных, чисто египетских символов и общих для всего язычества догматов — например, образ Троицы, — то совершенно очевидно, что смысловое единство всех этих символов не было загадкой для составителей Нового Завета, кто бы они ни были. Наверняка знали они и о старшинстве египетской эзотерики, так как переняли у неё и ряд таких символов, которые выражают собой исключительно египетские представления и поверья — в их внешнем и внутреннем значении — и которые не встречаются в еврейском каноне. Одним из таких символов является цветок водяной лилии, который держит в руке архангел на древних изображениях его явления деве Марии, и эти символические образы присутствуют по сей день в иконографии греческой и римской церквей. Таким образом, вода, огонь, крест, а также голубь, агнец и другие священные животные во всех своих сочетаниях сохраняют в себе тот же эзотерический смысл и, вероятно, были просто-напросто переняты в процессе расширения первоначальной символики иудеев.
Действительно, лотос и вода принадлежат к числу древнейших символов и имеют чисто арийское происхождение, хотя и распространились по всему миру при разделении пятой расы на подрасы. Вот один только пример. Так же как и цифры, все буквы, взятые сами по себе или в различных сочетаниях, заключают в себе мистический смысл. Самой священной из всех считается буква М. Она выражает собой как мужское, так и женское начало, то есть передаёт значение андрогинности, и выступает символом воды, великой изначальной Бездны. Во всех языках, как восточных, так и западных, она заключает в себе один и тот же мистический смысл и служит глифом волн: [40] Как в арийской, так и в семитской эзотерике, эта буква всегда изображала воду, и, например, санскритское слово макара — так называется десятый знак зодиака — обозначает крокодила, а вернее некое чудовище, которое живёт именно в воде. Буква ма служит для обозначения числа "пять"[41] и эквивалентна ей: как двойка она служит символом разделения двух полов, а как тройка — символом третьей жизни, рождающейся из двойки. Кроме того, символом пятёрки часто выступает пятиугольник, причём этот последний представляет собой священный знак, божественную монограмму. Майтрейя является сокровенным именем пятого будды, а аватара Калки у браминов — последнего мессии, пришествие которого совпадёт с наивысшей точкой развития Великого Цикла[42]. Именно с этой буквы начинаются имя греческого божества мудрости, Метис; имя Мимры, "Слова" или Логоса[43]; имя Митры (Михр), а также слова монада и мистерия. Все эти боги родились в великой Бездне и являются детьми Матери-Майи, которая в Египте звалась Мут, в Греции — Минервой[44] (божественной мудростью); она же — мать христианского Логоса, Мария, или Мириам, Мирра, и мать Будды Майя. Мадхава и Мадхави — звания главнейших богов и богинь индуистского пантеона. И наконец, слово "мандала",
означающее на санскрите "круг" или "сфера" (а также десять глав Ригведы). Самые священные названия в Индии, как правило, начинаются именно с этой буквы — от слова махат, обозначающего первый проявленный ум, и Мандара, названия великой горы, с которой боги занимались пахтанием Океана, до слов Мандакин, небесного Ганга, Ману и т.д. и т.д.
Можно ли всё это назвать просто совпадением? Не странно ли, что даже в имени Моисея — найденного в водах — встречается всё тот же символический согласный звук? И дочь фараонова "нарекла имя ему: Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его" (Исх. 2, 10.)[1] Кроме того, если добавить букву М к священному имени еврейского Бога, то мы получим Меборах, что значит "священный" или "благословенный", а воды потопа называются м'бул.
И завершим мы свои примеры напоминанием читателю о "трёх Мариях", стоящих у распятия Христа,[45] и о том, что их имена связаны со словом mar, море, вода. Вот почему и в иудаизме, и в христианстве мессия всегда связан с водой, крещением, рыбами[46] (этот знак зодиака на санскрите называется Меенам) и даже с аватарой Матсья (рыба) и с лотосом — символом родящего лона — или с водяной лилией, имеющей то же значение.
В памятниках древнего Египта чем старше символика и эмблематика извлечённых в ходе раскопок предметов, тем чаще среди них встречаются цветы лотоса и образы воды, связанные с культом солнечных богов. Бог Хнум — сила влаги (а вода, по учению Фалеса, является началом всех вещей) — восседает на троне, водружённом на лотосе (эпоха саисской династии, Серапеум).[47] А бог Бэс изображён стоящим на лотосе и как будто готовым вот-вот проглотить своё дитя (там же, Абидос).[48] И Тот, бог тайной Мудрости, священный писец Аменти, держа на голове солнечный диск, восседает на расцветшем цветке лотоса — при этом Тот изображён с головой быка (священный бык города Мендес является образом Тота) и человеческим телом (IV династия).
Наконец, богиня Хекет изображается в виде лягушки, сидящей на лотосе, чем также подчёркивается её связь с водой. Именно малопоэтичный образ этого символа (несомненно, древнейшего из всех символов египетских богов) и послужил причиной того, что египтологи всё ещё безуспешно пытаются разгадать тайну и функции этой богини.[49] Принятие этого символа раннехристианской церковью говорит о том, что о нём тогда знали гораздо больше, чем известно сегодня востоковедам. "Богиня-лягушка" или "богиня-жаба" принадлежит к числу главных космических богов,[50] связанных с процессом творения, что объясняется её земноводной природой, но главное, тем, что она представляет собой образец как бы воскресения после многовекового заточения в стенах старых зданий, в камнях и т.д. Она не только вместе с Хнумом принимала участие в устроении мира, но связывалась также и с
[1] Даже семерым дочерям священника Мидиамского, пришедшим к колодцу набрать воды, помогает именно Моисей, который поит их овец водой, за что их отец и отдаёт Моисею в жёны свою дочь Сепфору (сиппара = светящаяся волна) (Исх. 2). Всё это имеет тот же тайный смысл.
догматом воскресения.[1] Должен же быть какой-то глубокий и сакральный смысл в этом символе, если, невзирая на опасность быть обвинёнными в отвратительной форме зоолатрии, первые египетские христиане всё-таки приняли его в своих церквях. Фигура лягушки или жабы, сидящая в цветке лотоса, или даже вообще без последнего, была распространённой формой церковных светильников, на которых гравировались слова: Εγώ είμι άναστάσις "Аз есмь воскресение"[2].
Подобные же изображения лягушек-богинь встречаются на всех мумиях.
[1] Египтяне полагали, что воскресение в виде нового воплощения происходит спустя 3 тысячи лет после процесса очищения, протекающего либо в девачане, либо в "полях блаженства".
[2] Подобного рода изображения "лягушек-богинь" можно увидеть в музее Булака (Каир). Рассказывая здесь о церковных светильниках и надписях на них, мы опирались на слова бывшего директора Булакского музея, просвещённого Гастона Масперо (см. его "Guide du Visiteur au Musée de Bulaq", p. 146).
———————
Из всех древних символов именно этот — восходящий к временам глубокой архаики — отличается особой поэтичностью и философской глубиной. Когда-то восславленный древними греками, он усилиями современных поэтов приелся до оскомины. Царица ночи, величественно плывущая в небесах, в своём дивном свете затмевая даже яркую вечернюю звезду и окутывая своей серебристой мантией весь небесный мир, всегда была излюбленной темой у поэтов христианских стран, от Мильтона и Шекспира до самого последнего рифмоплёта.
Но эта сверкающая ночная красавица, сопровождаемая свитой бессчётных звёзд, волновала, оказывается, воображение одних лишь профанов. До самого последнего времени ни религия, ни наука не проявляли никакого внимания к этой прелестной героине многочисленных мифов. А между тем холодная, целомудренная луна, которая, по словам Шелли, —
. . . . " солнцу уподобиться должна,
Блюдя небесный свой архипелаг,
Где, стоит ей подать улыбкой знак,
Все хорошеет перед ней одной,
Сияющей, но вечно ледяной
Душою сферы, где она взошла,
Храня меня "[51]. . . .
находится с Землёй в отношениях, гораздо более близких, чем любое другое небесное тело. Солнце дарит жизнь всей планетарной системе, Луна — только нашей планете. Это хорошо понимали и знали первые расы ещё в пору своего младенчества. Она — царица, и она же — царь, и прежде, чем преобразиться в Фебу, в целомудренную Диану, она побывала царём Сомой. Она — божество преимущественно христианское, унаследованное у иудеев через книги Моисея и каббалу, хотя цивилизованный мир, возможно, даже не догадывался об этом в течение многих веков — с того, собственно говоря, времени, как
умер последний посвящённый отец церкви, унеся с собой в могилу тайны языческих храмов. В глазах таких "отцов церкви", как Ориген и Климент Александрийский, луна являлась живым символом Иеговы, дающего жизнь, приносящего смерть и следящего за ходом бытия — в нашем мире. В самом деле, у греков Артемида была небесной Luna и земной Дианой, отвечавшей за деторождение и жизнь, а у египтян — Гекатой, обитательницей ада, богиней смерти, покровительницей магии и колдовства.
Более того, как олицетворение Луны, влияния которой имеют тройственный характер, Диана-Геката-Luna является триединством. Она — Diva triformis, tergemina, triceps[52] — то есть три головы на одной шее,[1] подобно Брахме-Вишну-Шиве. Вот вам и прообраз нашей Троицы, которая не всегда выражала собой одно лишь мужское начало.
Число "семь", играющее столь важную роль в Библии и свято чтимое в виде седьмого дня (субботы), пришло к иудеям из древности и ведёт своё происхождение из четверичности числа 7, выражающейся в 28-дневном лунном месяце, а символом для каждой его семеричной части выступает одна из четвертей луны.
Стоит, пожалуй, в нескольких словах рассказать здесь об истории происхождения и развития лунного мифа, а также о том, что собой представлял лунный культ в исторически обозреваемой древности на нашей стороне планеты. Точная наука, отвергающая устную традицию, не в состоянии определить первоистоки этого культа, а богословие, находящееся целиком под властью лукавых римских пап, уже заранее объявляет вне закона всё, что выходит из-под писательского пера без разрешительной печати церковной цензуры, и, таким образом, для него древнейшая история этого культа представляет собой книгу за семью печатями. Которая из двух религиозных философий древнее, египетская или индоарийская (а Тайная доктрина считает, что последняя) — в данном случае не имеет никакого значения, поскольку как лунный, так и солнечный "культы" являются древнейшими на планете. И тот, и другой прекрасно сохранились до наших дней и продолжают доминировать во всём мире, где-то явно, а где-то — как, например, в христианской символике — скрытно.
Одним из лунных символов являлась кошка, священное животное Исиды — богини, которая сама в каком-то смысле мыслилась луной (как Осирис — солнцем). Изображение кошки часто встречается в верхней части систра[53], находящегося в руках у этой богини. Это животное весьма почиталось в Бубасте,[54] который погружался в глубокий траур после смерти каждой священной кошки, поскольку культ Исиды-Луны в этом городе мистерий играл особую роль. О связанной с этим культом астрономической символике мы уже рассказывали в § 1 раздела "Символика", и никто её не описал лучше, чем это сделал Дж. Мэсси в своих лекциях и книге "Генезис природы" ("The Natural Genesis"). Считалось, что глаза кошки как бы повторяют различные фазы луны — фазы роста и убыли. Кроме того, два её глаза способны светиться во мраке ночи, напоминая собой две ярких звезды на чёрном небосводе. Отсюда и мифологическая аллегория, в которой Диана принимает образ кошки и прячется на луне, спасаясь вместе с другими богами
[1] Богиня Τρίμορφος[55] в скульптурной работе Алкамена.
от преследования Тифона (см. "Метаморфозы" Овидия).[56] Луна в Египте представлялась одновременно и "оком Гора", и "оком Осириса", то есть солнца.
Так же обстоит дело и с кинокефалом. Образ собакоголовой обезьяны служил глифом, символизирующим по очереди солнце и луну, хотя кинокефал — это скорее герметический, чем религиозный символ. Действительно, он выступает образом-символом одновременно и Меркурия-планеты, и Меркурия философов-алхимиков, ведь, по словам последних, "Меркурий всегда должен находиться подле Исиды в качестве её управляющего, так как без Меркурия ни Исида, ни Осирис не могут совершить ничего в великом труде". Изображение кинокефала вместе с кадуцеем, полумесяцем или лотосом служит глифом "философского" Меркурия. Когда же он изображался с камышом или пергаментным свитком, то обозначал Гермеса, секретаря и советника Исиды, аналогично образу Ханумана, выполнявшего те же функции у Рамы.
Хотя солнцепоклонников в чистом виде, парсов, насчитывается не так уж и много, но именно эти два культа[57] во многом определяют и пронизывают собой не только мифологию и историю индусов, но и религию самих христиан. Именно эти два культа и придают особую окраску богословию как римско-католической, так и протестантской церквей с самого их возникновения вплоть до наших дней. Разница между индоарийскими и арийско-европейскими конфессиями окажется, по сути дела, крайне незначительна, если рассматривать и те, и другие через призму их фундаментальных идей. Индусы гордо именуют себя сурьяваншами и чандраваншами (представителями солнечной и лунной династий). Считая это идолопоклонством, христиане, тем не менее, исповедуют религию, всеми своими корнями уходящую в культы солнца и луны. И напрасно протестанты обвиняют католиков в приверженности "мариолатрии"[58], в основе которой лежит древний культ лунных богинь, ведь сами они поклоняются Иегове, лунному богу по преимуществу, а богословие обеих церквей одинаково вобрало в себя культ "солнца"-Христа и лунную троицу.
О халдейском лунном культе и вавилонском боге Сине[59] (которого греки называли "Деус Лунус") известно крайне мало, и это малое легко может сбить с толку непосвящённого ученика, неспособного понять эзотерический смысл символики. Непосвящённые древние философы и писатели знали о халдеях лишь то, что было и так общеизвестно (ибо посвящённые были обязаны хранить обет молчания), а именно: что халдеи, как и пришедшие позднее евреи, поклонялись луне, давая ей различные женские или мужские имена.
В вышеупомянутой неопубликованной рукописи, посвящённой вопросам иносказательной образной речи, где сообщается ключ к пониманию процесса формирования древних (символических) языков, этому двойному культу даётся логическое обоснование. Она написана удивительно хорошо информированным и проницательным учёным и мистиком, изложившим свой материал в виде стройной гипотезы. Последняя, однако, не оставляет ни тени сомнений
у всякого, кому хоть однажды открывался секрет древней символики, в том, что эволюция религиозных представлений именно так и протекала в человеческом мышлении. Он пишет: —
"Одним из самых первых человеческих занятий, связанных с задачами его практической деятельности, было наблюдение за интервалами времени,[1] которые отмечались на небесном своде, вздымающемся над ровным горизонтом или тихой гладью воды. Интервалы эти стали выделяться как периоды дня и ночи, как фазы луны, как её звёздные и синодические периоды обращения, как период солнечного года с его соответствующими сезонами, и подобные интервалы люди стали измерять, взяв за единицу такие природные признаки, как день и ночь, то есть светлая и тёмная части суток. И тогда обнаружилось, что в солнечном году бывает самый длинный и самый короткий солнечный день, а также выпадают двое таких солнечных суток, когда день и ночь по своей продолжительности равны друг другу. Сроки наступления указанных суток можно в течение года с чрезвычайной точностью определить по небесным скоплениям звёзд, то есть созвездиям, которые подчиняются законам повторяющегося движения, но со временем сроки эти требуют корректировки путём добавления к ним ещё какого-то времени — так, например, произошло при датировке великого потопа, когда к периоду в 600 лет были добавлены ещё 150 суток, поскольку за эти 600 лет образовалась значительная путаница во всех ориентирах. . . . Таков был естественный опыт. . . . у всех народов и во все времена, и следует полагать, что подобного рода знания существовали у человеческого рода ещё до наступления так называемого исторического периода. . . . ." [60]
Исходя из этого, автор ищет некую природно-физическую функцию, которая в равной мере являлась бы общей для всего человечества и была бы связана с периодическими природными проявлениями, в результате чего "между двумя видами явлений . . . устанавливалась бы прочная связь в народном представлении". Он обнаруживает её:
"(а) в физиологической деятельности женского организма, согласующейся с лунным календарём, который состоит из 28 суток", то есть имеет 4 недели по 7 суток в каждой, и этот интервал повторяется 13 раз за 364 суток, что соответствует 52 неделям солнечного календаря по 7 суток в каждой;
(б) в том, что первое движение плода в матке отмечается через 126 суток, то есть через 18 недель по 7 суток в каждой;
(в) в том, что так называемый "период жизнеспособности" плода наступает спустя 210 суток, то есть через 30 недель по 7 суток в каждой;
(г) в том, что роды наступают через 280 суток, то есть через 40 недель по 7 суток в каждой, иначе говоря, спустя 10 лунных месяцев по 28 суток в каждом, или 9 календарных месяцев по 31 суткам в каждом.
Таким образом, именно в величественном своде небес ищем мы единицы для измерения того интервала, когда происходит переход из утробной тьмы к свету и славе сознательного бытия, это нескончаемое, непостижимое таинство и чудо . . . Так, наблюдаемые промежутки времени, отмечающие каждый этап деятельности детородной функции, естественным образом становились основой для астрономических вычислений . . . Почти с полной уверенностью мы можем утверждать, . . . что именно такой была система счёта у всех народов, к которой они приходили либо напрямую самостоятельно, либо косвенно путём обучения. Такая же система существовала и у евреев, так как вплоть до сегодняшнего дня они живут по календарю, насчитывающему 354 и 355 суток лунного года и у нас есть конкретные доказательства существования аналогичной системы у древних египтян, например: —
[1] Древняя мифология включает в себя древнюю астрономию наряду с астрологией. Планеты выступали в качестве стрелок циферблата нашей солнечной системы, указывавших на время наступления некоторых периодически повторявшихся явлений. Так, Меркурий являлся вестником, поставленным отсчитывать время, связанное с ежедневными проявлениями солнечной и лунной деятельности, а с другой стороны, был связан с богом и богиней света.
"В основе религиозной философии евреев лежало представление, согласно которому всё сущее заключено в Боге,[1] а человек (и как мужчина, и как женщина) — его подобие . . . То место, которое у евреев занимали мужчина и женщина, у египтян занимали священные животные Осириса и Исиды: бык и корова,[2] которые изображались соответственно в виде мужчины с бычьей головой и женщиной с головой коровы, и символы эти глубоко почитались. Согласно господствовавшим представлениям, Осирис являлся Солнцем и рекой Нил, то есть тропическим годом, состоящим из 365 дней (именно таково числовое значение слова "нейлос"), и быком, а также началом огня и жизнедательной силы. Исида же была Луной, ложем реки Нил, то есть матерью-землёй, родящие энергии которой требовали для себя воды, а также выступала лунным годом, состоящим из 354-355 суток. Именно она устанавливала различные периоды для созревания плода и изображалась в виде коровы с серпом полумесяца — образом нарождающейся луны — на голове. . . .
Перенесение египетского образа коровы на женщин у евреев не знаменовало собой никакой смысловой разницы. Наоборот, оно указывало на единство этого учения и обозначало всего-навсего замену одного общепринятого символа на другой: и у коровы, и у женщины роды после зачатья наступают спустя 280 суток, то есть через 10 лунных месяцев по четыре недели в каждом. Именно для обозначения этого периода как раз и служил указанный животный символ с образом новорождённого месяца.[3] . . .
Эти предопределённые природой сроки беременности и родов, как оказалось, лежат в основе всей мировой символики. Так же обстояло дело и у индусов, и та же картина совершенно явно наблюдается у древних жителей Америки, судя по изображениям креста Паленке,[61] представленным Ричардсоном и Джестом. Они со всей очевидностью лежат в основе календаря у юкатанских майя, у индусов, у ассирийцев, у древних жителей Вавилона, а также у египтян и у древних евреев. В число этих естественно-природных символов . . . входили либо фаллос, либо фаллос и иони, . . . то есть образы мужского и женского начала.
Действительно, в 27-м стихе 1-й главы Книги Бытия содержатся слова, которые переведены в обобщённом смысле как "мужчина" и "женщина":.. . сакр и н'кабрах, то есть буквально "фаллос" и "иони",[4] хотя фаллические эмблемы вряд ли указывали на человеческие гениталии в строгом смысле выполняемых ими функций как источника и восприемника изливаемого семени. Затем вошла в употребление система мер по лунному времени, а через лунное — и по солнечному времени". . . . [62]
Таков физиологический (или антропологический) ключ к пониманию символа луны. Ключ же, открывающий тайну теогонии, то есть тайну возникновения всех богов манвантары, гораздо сложнее и не содержит в себе ничего фаллического. Там всё имеет мистический и божественный смысл. Евреи же, связав напрямую Иегову с Луной как богом самовоспроизводства, предпочли не видеть за этой связью более высокие иерархии и превратили некоторые из них (зодиакальные созвездия и планетарных богов) в своих патриархов, таким образом, эвгемеризуя
[1] Эта точка зрения представляет собой искажённую, карикатурную и чрезвычайно упрощённую версию идеи ведантистов, согласно которой Парабрахман заключает в себе всю вселенную целиком, так как сам является этой беспредельной вселенной, а потому вне его не может существовать ничего.
[2] То же положение они занимают по сей день и в Индии: бык Шивы и корова как воплощение нескольких шакти — богинь.
[3] Отсюда и культ луны у евреев.
[4] "Мужчину и женщину сотворил их".
чистую теософскую идею и низводя её до уровня нашего греховного человечества (см. также том 2, "Святая Святых" в разделе "Символика").
В той рукописи, из которой взят вышеприведённый текст, очень ясно объясняется, к какой именно иерархии богов принадлежит Иегова и кто таков этот еврейский Бог. В ней недвусмысленно изложено то, что всегда утверждала и пишущая эти строки, а именно: тот самый Бог, которого христиане взвалили себе на плечи, — это всего-навсего лунный символ, обозначающий способность природы к собственному воспроизводству и развитию. Они даже не заметили тайного бога еврейских каббалистов, эйн-софа, который в ранних каббалистических и мистических концепциях представал столь же величественным, как Парабрахман. Каббала же Розенрота не способна передать истинный смысл оригинального учения Шимона-бен-Йохаи, исполненного глубокой метафизики и философии. Да и сколько вообще наберётся таких учеников, которым удалось бы почерпнуть из каббалы нечто большее, чем изложено в её искажённых латинских переводах?
Давайте рассмотрим одну идею, которая заставила древних евреев принять субститут этого вечно непознаваемого, а христиан обманула, заставив их принять этот субститут за реальность.
"Если к этим органам (фаллосу и иони — Е.П.Б.) как к символам творческих сил космоса приложить идею. . . . периодизации времени, то действительно то место, которое в конструкции храмов как обителей божества (Иеговы) именуется "святая святых", то есть "наивысшим местом", уже своим названием должно быть обязано общепризнанной сакральности детородных органов, считавшихся символами мер и символами творческой Причины.
У мудрецов древности не существовало ни имени, ни идеи, ни символа для обозначения первопричины.[1] Евреи описывали её косвенно, прибегая к отрицательным выражениям и подчёркивая её неподвластность пониманию, а именно: эйн-соф, то есть "не имеющее пределов". Но символом его первого доступного пониманию проявления выступала идея круга с пересекающей его линией диаметра (см. том 1, Пролог — Е.П.Б.).., которая несла в себе одновременно и геометрическую, и фаллическую, и астрономическую идею,. . . . ибо единица рождается из нуля ("ничто"), то есть из круга, без которого она просто не могла бы возникнуть, а из единицы, то есть первоединицы, выходят девять однозначных чисел, а в геометрическом смысле — все формы плоскости. Поэтому в каббале этот круг с его диаметральной линией изображает десять сфирот, или эманаций, образующих Адама Кадмона, архетип человека, творческого источника всего сущего. . . . . Эта идея круга с его диаметральной линией, то есть число "десять", обозначающее репродуктивные органы и "наивысшее священное место", на языке архитектуры была воплощена в виде царской усыпальницы (т.е. "святая святых") в великой пирамиде, в скинии Моисея и в "святая святых" храма Соломона. . . . . Это образ двойной утробы, так как на иврите буква "хе" ה одновременно обозначает и число 5, и выступает символом матки, а дважды 5 даёт 10, то есть фаллическое число". [63]
Образ "двойной утробы" символизирует, кроме того, ещё и двойную природу идеи, исходящей из
[1] Благодаря её глубочайшей сакральности. В ведах она называется "То": будучи "вечной причиной", она не может одновременно называться "первопричиной", так как название последней подразумевает отсутствие всякой причины, существовавшей до неё.
наивысшего, духовного, плана и спускающейся до плана самого низшего, земного, которым у евреев эта идея и ограничивается. Вот почему число 7 и приобрело самую важную роль в их экзотерической религии, в их поклонении внешним формам и пустым ритуалам: например, в обычае отмечать субботу, седьмой день недели, посвящённый их божеству, Луне, символу Иеговы как покровителя физического размножения.
Вместе с тем у других народов число 7 выступало символом эволюции теогонической, символом циклов, космических планов, а также семи сил и оккультных способностей космоса как беспредельного целого, самая первая (верхняя) триада которого недоступна конечному человеческому уму. И если эти другие народы, вынужденные помещать весь космос в ограниченные пространственно-временные рамки, занимались лишь его проявленным семеричным планом, то евреи сосредоточили весь этот элемент космоса исключительно на Луне и все свои сокровенные расчёты строили на её основе. Поэтому мы и видим, что проницательный автор упомянутой рукописи, говоря о еврейской системе мер и весов, отмечает следующее: если умножить число 20612 на 4/3, то полученный результат позволит вычислить среднюю скорость обращения луны, а если этот результат ещё раз умножить на 4/3, то новый результат позволит точно установить среднюю продолжительность солнечного года,[64] . . . и эта формула чрезвычайно важна для установления астрономических промежутков времени.
Это двойное (мужское-женское) число находит своё символическое выражение также и в некоторых общеизвестных идолах: например, в образе Арданари-Ишвары, индуистской Исиды, или Эридан, Ардан, а также, на иврите, Иордан, что значит "источник происхождения". Она изображается стоящей на листе лотоса, который плывёт по воде. Но означает это, что она — андрогин, гермафродит, то есть одновременно и фаллос, и иони, и выражает число 10, или ивритскую букву иод י, обиталище Иеговы. Она (а вернее, она-он) даёт минуты того же круга, составляющего 360о.[65]
Иегова — это в лучшем случае аспект бины, "высшей матери-посредницы, великого моря, или Святого Духа", а потому он скорее соответствует не Отцу Иисуса, а его матери, Марии; это "мать, в латинском имени которой также присутствует слово mare" (море), это Венера, Stella del Mare, то есть "звезда моря".[66]
Предки таинственных аккадцев — чандраванша или индованша, лунные цари, по преданию, правившие в Праяге (Аллахабаде) за много веков до нашей эры — произошли из Индии и принесли с собой культ своих предков — культ Сомы и его сына Бодхи, который впоследствии был заимствован и халдеями. Однако, за исключением распространённых в простонародье звездопоклонства и солнцепоклонства, культ этот не имел ничего общего с идолопоклонством. Во всяком случае, имел к нему отношения не больше, чем современная римско-католическая символика, связывающая Деву Марию — греко-сирийскую Magna Mater ("великую мать") — с луной.
Об этом культе с великой гордостью говорят и самые правоверные католики,
не скрывая своей принадлежности к нему. Как пишет в своих "Учёных записках", адресованных французской Академии, маркиз де Мирвиль, нет ничего необычного в том, что в результате бессознательного предвидения[67] Амон-Ра оказывается супругом собственной матери, ведь и христианская Magna Mater точно так же является супругой зачатого ею сына. . . . Нам (христианам) теперь понятно, почему Нейт отдаёт своё сияние солнцу, оставаясь луною, ибо Пресвятая Дева, которая, как и Нейт, есть Царица Небесная, сама одевает Христа-Солнце в своё сияние, а тот одевает её в свой черёд.[68]
"Tu vestis solem et te sol vestit...",[69] как поют римские католики на своих службах, а далее он пишет: —
"Мы (христиане — Е.П.Б.) понимаем также и то, почему в знаменитой саисской надписи сказано: "никому ещё не удавалось приподнять мой пеплум (покров)", ведь эта фраза в буквальном переводе несколькими словами выражает всё то, о чём поётся в церкви в День непорочного Зачатия Девы Марии" ("Archæology of the Virgin Mother", p. 117).[70]
Право, трудно найти более откровенное заявление на этот счёт!
Эти слова целиком подтверждают и то, о чём говорил Джералд Мэсси в своей лекции "Культ луны в древности и в наши дни" ("Luniolatry, Ancient and Modern"). По его словам, образ "лунного человека"[71] (Осирис-Сет, Иегова-Сатана, Христос-Иуда и другие пары лунных близнецов) часто ассоциируется с предосудительным поведением. . . .
"В своей феноменальности луна всегда проявляла себя цельно, как собственно луна, но обладала при этом двойственными половыми признаками и выступала в трёх лицах — как мать, как дитя и как взрослый мужчина. Поэтому дитя луны всегда и оказывалось одновременно супругом собственной матери! И тут уже ничего нельзя было поделать, если у луны должен был появиться какой-то потомок. Сын был обречён на то, чтобы стать своим же собственным отцом! Подобный тип отношений был осуждён социологией в последующие времена, а поведение "лунного первочеловека" оказалось табуированным. Однако на последнем, самом необъяснимом этапе это учение стало центральной доктриной самого грубого предрассудка, какой только доводилось видеть миру, поскольку подобная лунарная феноменальность, выраженная в форме человеческих взаимоотношений, включая кровосмешение, составила самую сердцевину концепции христианской Троицы, понимаемой как единство. В результате непонимания языка символики обычная древняя аллегория превратилась в глубочайшее религиозное таинство в лунном культе наших дней. Нимало не смущаясь собственной аргументацией, римская церковь изображает Деву Марию облачённой в солнечные одежды с рогатым лунным серпом у её стоп и держащей в своих руках лунарного младенца — дитя и супруга матери-Луны. Образы матери, дитя и взрослого мужчины имеют здесь фундаментальное значение . . .
Таким образом, можно легко доказать, что вся наша христология представляет собой мумифицированную мифологию и набор легенд, которые нам пытаются всучить в Ветхом и Новом Заветах под видом божественного откровения, возвещённого голосом самого Господа Бога".[72]
Очаровательную аллегорию мы находим в книге "Зохар", лучше всего раскрывающую истинный характер Иеговы или YHVH в представлении древних еврейских каббалистов. Сегодня её можно обнаружить и в философии "Каббалы" Ибн Гебироля, переведённой Исааком Майером[73]. Вот что говорит в ней автор:
"Во введении, написанном Р'Хец'ки-йя, которое относится к глубокой древности и включено в состав книги "Зохар" (I, 5b. sq.), вышедшей в издании Броди, содержится рассказ о путешествии, предпринятом Р. Эл'азаром, сыном Р. Шим-она б. Ио'хаи, и Рабби Аббахом".[74]
По дороге они встречают некоего человека с тяжёлой поклажей на спине. Он отказывается назвать им своё имя и вместо этого предлагает разъяснить им Тору
(Закон).
"Они спросили его: "Кто заставил тебя отправиться в путь и тащить на себе этот тяжёлый груз?" Он ответил им: "Буква י (йод, которая составляет число 10 и обозначает Кетер, а также сущность и зачаток священного имени יהוה YHVH). . . . "Открой же нам имя отца твоего, и мы поцелуем прах у ног твоих", — попросили они его. На это он отвечал им так: "Что до отца моего, то обитель его находилась в Море Великом, и жил он в нём рыбой (подобно Вишну и Дагону, или Оанну — Е.П.Б.), которая (сначала — Е.П.Б.) уничтожила Великое Море. . . . . и был он велик и могуч, и был он "Ветхим Днями", и в конце концов поглотил он всех остальных рыб в (Великом) Море" . . . Р. Эл'азар выслушал его и обратился к нему с такими словами: "Ты — Сын Пламени Священного, ты — Сын Раб Хам-нун-ах Сабах (Древнего) [нун по-арамейски или по-халдейски означает рыба], ты — Сын Света Торы (дхармы — Е.П.Б.)" и т.д.
И далее автор книги объясняет, что у каббалистов "великим морем" называется сфира женского начала, бина, а следовательно, бина (божественными именами которой являются Иегова, Ях и Элохим) — это не что иное, как халдейская Тиамат, то есть сила женского начала (Берос называет её Тхалаттх), начальствующая над хаосом, а позже в христианском богословии превращённая в змея и дьявола. Она-Он (Ях-Хова) — это небесные Хех и Ева. Таким образом, этот Ях-Хова, или Иегова, — то же самое, что наш хаос — Отец, Мать, Сын — на материальном плане и в исключительно физическом мире. Это — Demon и Deus в одно и то же время, солнце и луна, добро и зло, Бог и дьявол.
Магнетизм луны порождает жизнь, сохраняет её и разрушает — и психически, и физически. И если в астрономическом смысле она представляет собой одну из семи издревле известных планет, то в теогонии — как в нынешней христианской, так и в древней языческой — она выступает в качестве одного из их правителей (регентов), при этом христиане присвоили ей имя одного из своих архангелов, а язычники — одного из своих богов.
Отсюда легко понять и смысл одной "волшебной сказки", содержащейся в древнехалдейской рукописи, арабский перевод которой, в свою очередь, был переведён на английский язык Хвольсоном (Chwolson).[75] В ней рассказывается о том, как идол Луны давал наставления Ку-тами. Связанный с этим секрет нам раскрывают Селден[76] и Маймонид ("Путеводитель растерянных", кн. III., гл. xxx).[77] Поклонники терафимов (еврейских оракулов) "изготовляли резные образы и утверждали, что, когда свет главных звёзд (планет) пропитывает их собою насквозь, ангельские силы (т.е. регенты звёзд и планет) говорят с ними и обучают многим чрезвычайно полезным вещам и искусствам". Селден также поясняет, что терафимы изготовлялись и расставлялись в соответствии с расположением определённых планет, тех, которых греки называли στοιχεῖα, а также в соответствии с фигурами, находившимися на небе и именовавшимися αλεξητήριοι, то есть "богами-хранителями". Те, кто занимался наблюдениями за στοιχεῖα, назывались στοιχειωματικοί, то есть предсказателями по στοιχεῖα." ("De Diis Syriis", Teraph, II. Synt. p. 31).[78]
Однако именно подобные выражения, содержащиеся в "Набатейском земледелии", и
отпугнули от себя представителей науки, заставив их объявить эту книгу "либо апокрифом, либо волшебной сказкой, не представляющей никакой ценности для науки". В то же время, как мы знаем, ревностные католики и протестанты, образно говоря, разорвали её в клочья: первые — из-за того, что "в ней описывается культ демонов",[79] а вторые — из-за её "нечестивости".
Но и на этот раз все они ошиблись. Во-первых, это никакая не сказка, а что касается благочестивых церковников, то точно такой же культ прослеживается и в Священном Писании,[80] пусть и в искажённом переводе. Культ солнца и луны, а также звёзд и стихий отчётливо просматривается в христианском богословии, и, если он неизменно защищается папистами, то гордо отрицается протестантами — правда, лишь на их собственный страх и риск. В подтверждение этого мы можем привести два примера.
По словам Аммиана Марцеллина, все прорицания в древности осуществлялись с помощью духов стихий: "Spiritus elementorum, а по-гречески — πνεύματα τῶν στοιχείων" (1. I., 21)[81].
Но, как установлено сегодня, символические изображения планет, стихий и зодиака встречаются не только в Гелиополе в виде двенадцати камней, называемых "тайнами стихий", elementorum arcana, но также и в храме Соломона, а кроме того, по утверждению ряда авторов, в нескольких старинных церквях в Италии и даже в Соборе Парижской Богоматери, где их можно увидеть и сегодня.[82]
Ни один символ — даже солнечный — не отличался такой многосложностью значений, как символ луны. Половая принадлежность была, разумеется, двойственной. В одних случаях лунная символика имела чёткую мужскую выраженность: например, индуистский "царь Сома" или халдейский Син. У других же народов он выражал женское начало: прекрасноликие богини Диана-Луна, Илифия[83], Луцина. В Тавриде приносились человеческие жертвы Артемиде (как одной из форм лунных богинь); критяне называли её Диктинной, а мидяне и персы — Анаитой,[84] как об этом мы узнаём из надписи в святилище у озера Колоя: Άρτέμιδι Άνάειτι.
Но сейчас мы говорим о самой целомудренной и чистой из дев-богинь, о Луне-Артемиде, которой Памф первым присвоил эпитет Каллиста (Καλλίστη),[85] а Ипполит писал о ней: Καλλίστα πολύ παρθένων[86] (см. Павсаний, VIII, 35, 8). Эта Артемида-Лохия,[87] богиня-покровительница зачатья и деторождения ("Иллиада", Павсаний и т.д. и т.д.), по своим функциям и в качестве тройственной Гекаты является орфическим божеством, предшественницей как раввинского Бога, так и Бога дохристианских каббалистов и его лунным аспектом. Богиня Τρίμορφος[88] выступала воплощённым символом различных и последовательных аспектов луны в каждой из трёх её фаз. Так интерпретировали её уже стоики (Cornut. De Nat, D. 34, 1),[89] хотя орфики объясняли этот эпитет (Τρίμορφος) тем, что она владеет тремя царствами природы. Ревнивая, кровожадная, мстительная и требовательная, Геката-Луна являет собой достойный аналог "ревнивого Бога" еврейских пророков.
Загадка солнечного и лунного культов, как мы это видим в сегодняшних церквях, действительно строится целиком на старой, как мир, тайне лунных проявлений. То взаимодействие сил, которое происходит в "царице ночи" — незаметное для сегодняшней науки, но представляющее собой бурно идущий процесс, как это хорошо известно восточным адептам, — прекрасно объясняет причину, по которой луна изображалась древними в тысячи и одном облике. Это свидетельствует ещё и о том, что в древности люди знали о тайнах луны гораздо больше, чем современная астрономия.
Весь пантеон лунных богов и богинь — Нефтида или Нейт, Прозерпина, Мелитта, Кибела, Исида, Астарта, Венера и Геката, с одной стороны, и Аполлон, Дионис, Адонис, Вакх, Осирис, Атис, Таммуз и т.д. и т.д., с другой — все эти "сыновья" и "супруги" собственных матерей уже одними только своими именами и званиями указывают на свою идентичность христианской Троице. Боги любой религиозной системы все свои функции соединяют в единое целое как "отец", "сын" и "супруг", а богини именовались "супругами, матерями и сёстрами" мужского Бога. Первые синтезировали в себе все человеческие свойства, выступая в качестве "жизнедавца-солнца", а вторые всеми своими наименованиями образовывали тот единый великий синтез, который стал известен как Майя, Маия (Maïa), Мария и т.д., то есть последние получали обобщённое наименование. Имя Майя (Maïa)[90] стало у греков означать "мать" (от корня ма, "няня", "кормилица") и даже дало название месяцу "май", который оставался священным месяцем всех этих богинь, пока в конце концов не стал священным месяцем Девы Марии.[1] Изначально же это имя происходит от санскритского слова "майя", "дурга"[91], которое востоковеды переводят как "недоступная", но на самом деле оно означает "недостижимая" в смысле иллюзорности и нереальности как источника и причины чар, олицетворения иллюзии.
В религиозных ритуалах луна выполняла две задачи. Экзотерически она выступала то в образе женской богини, то являлась символическим олицетворением мужского божества. В оккультной же философии наш небесный спутник понимался как некая бесполая потенция, сила, которая должна стать предметом изучения уже по причине того благоговейного страха, которым она была окружена. В понимании посвящённых ариев, халдеев, греков и римлян все эти Сома, Син, Артемида Сотейра (гермафродит-Аполлон со своим главным атрибутом — лирой, равно как и бородатая Диана с луком и стрелами),[92] Деус Лунус и в особенности Осирис-Лунус и Тот-Лунус[93][2] представляли собой различные оккультные потенции, тайные силы, луны. Но в своём мужском или женском обличье, в образе ли Тота или Минервы, Сомы или Астарты, луна всегда остаётся оккультной тайной тайн и выступает скорее символом зла, чем добра.
Семь её фаз (в изначальном, эзотерическом понимании) подразделяются на три астрономических проявления и четыре
[1] Идею посвятить месяц "май" Пресвятой Деве католики позаимствовали у язычника Плутарха, который указывал, что "май" является священным месяцем Майи (Μαῖα) или Весты" (Авл Геллий, см. Майя) — нашей матери-Земли как воплощения нашей кормилицы и няньки.
[2] Тот-Лунус — это индийский "Будха-Сома" или "Меркурий и Луна".
чисто психические фазы. То, что луна не всегда выступала объектом почитания, становится понятным из мистерий, в которых смерть лунного бога (три фазы постепенного убывания и окончательного исчезновения) иносказательно изображалась в виде временной победы луны как гения зла над светом и богом-жизнедавцем (солнцем) и для обращения этой победы в поражение требовались всё искусство и знания, которыми обладали древние иерофанты в области магии.
Это самый древний из всех существующих культов, восходящий к третьей расе нашего Круга, расе гермафродитов, у которой мужской культ луны возник после так называемого "грехопадения", когда произошло разделение полов. "Деус Лунус" стал тогда андрогином — то мужским, то женским поочерёдно, — а в эпоху четвёртой корневой расы, расы атлантов, он как двойственная сила в конце концов стал выполнять задачи, связанные с колдовством. В эпоху пятой (нашей) расы культ солнца и луны разделил народы мира на два отчётливо выраженных и враждующих между собой лагеря. Он и привёл к тем событиям, которые, эоны позже, были описаны в "Махабхарате" как вóйны — плод чистой фантазии в представлении европейцев и реальный исторический факт для индусов и оккультистов — то есть как борьба между сурьяваншами и индованшами. Возникнув из двойственного аспекта луны в виде поклонения женскому и мужскому началам, этот культ в конце концов разделился на два самостоятельных культа: на культ солнца и культ луны.
У семитских народов солнце довольно долго оставалось воплощением женского, а луна — мужского начала, и это последнее представление было почерпнуто ими из атлантийских преданий. Луна именовалась у них "Повелителем солнца", Бел-Шамаш,[1] до того, как его сменил культ Шамаша. Непонимание исходных причин такого разделения и незнание принципов оккультизма привело народы к утверждению у них культа антропоморфного идола. Но у любого древнего народа религия покоилась, прежде всего, на оккультных проявлениях той чисто абстрактной силы, того чисто абстрактного Начала, которое сегодня называется "Богом". Уже сам факт утверждения такого культа во всех своих характерных чертах и ритуалах показывает, что философы, разработавшие эти системы представлений о субъективной и объективной природе, обладали глубочайшими знаниями и были знакомы с многими фактами
[1] В течение всего времени, не описанного в книгах Моисея — от изгнания из рая и до аллегорического предания о потопе — евреи вместе с остальными семитами поклонялись божеству, которое они называли Даяниси, ד י ז נ י ס י (то есть "Правитель над людьми", "Судия",[94] иначе говоря солнце). Позже еврейский канон и христианское богословие превратили солнце в библейского "Господа Бога" и Иегову, однако образ последнего в Библии несёт на себе откровенные следы божества-андрогина: Иеговы-солнца и Ашторет-луны в его женском аспекте. Кроме того, он совершенно свободен от того метафорического элемента, который в него вкладывается сегодня. Бог представляет собой "огнь поядающий", он появляется в огне и окружён огнём. И евреи "кланялись солнцу" не только в видении Иезекииля (8, 16). Ваал израильтян (Шамаш моавитян и Молох аммонитян) — это всё тот же "солнце-Иегова", и до сих пор он остаётся "царём Воинства Небесного", солнцем, в той же мере, в какой Астарта являлась "Царицей Небесной" — то есть луной. Выражение же "Солнце правды"[95] приобрело метафорическое звучание лишь в наше время.
научного характера. Действительно, как мы только что показали, ритуалы лунного культа покоились на знании не только оккультных законов, но и на знании законов физиологии (достаточно новой для нас науки), психологии, священной математики, геометрии, на знании систем мер и весов, и, кроме того, они умели точно выражать эти знания в виде символов и фигур, которые суть не что иное, как глифы, запечатлевшие в себе данные естественнонаучных наблюдений. Одним словом, ритуалы эти покоились на точнейшем и глубочайшем знании природы.
Лунный магнетизм порождает жизнь, сохраняет её и убивает. Сома же как раз и воплощает в себе эту тройственную силу Тримурти, хотя непосвящённые и по сей день даже не догадываются об этом. Аллегорический рассказ о рождении Сомы, луны, в результате пахтания богами Океана Жизни (Пространства)[96] в какой-то другой манвантаре (т.е. ещё до рождения нашей планетарной системы), а также другая легенда о том, как "риши доили землю, телёнком которой был Сома, луна",[97] имеют глубокий космографический смысл, потому что ни та земля, которую доили риши, ни телёнок-луна не имеют никакого отношения к нашим земле и луне.[1] Если бы наши мудрецы от науки знали о тайнах природы столько же, сколько древние арии, им никогда и в голову не пришло бы утверждать, будто луна образовалась, отколовшись от земли. Укажем ещё раз: если мы хотим понять символический язык древних народов, то мы никогда не должны забывать древнейшую теогоническую пермутацию — превращение "сына" в собственного "отца" и порождение "сыном" собственной "матери". В противном случае мифология так навсегда и останется для востоковедов неким наваждением, тем самым "недугом, охватывающим человеческую культуру на определённом этапе её развития" — как мрачно заметил Ренуф в своей Гиббертовской лекции.
Древняя мысль подчёркивает идею, так сказать, самозарождения богов, она рассказывает о том, как непроявленная единая божественная эссенция вечно рождает своё проявленное второе "я", которое является андрогинным по своей природе, и это второе "я" непорочным путём и рождает всё, что связано с макро- и микрокосмосом в нашей вселенной. Этот процесс выражен в образах круга и диаметра, то есть священной десятки, о которой мы говорили выше.
Но наши востоковеды, невзирая на всё их искреннее стремление обнаружить этот единый однородный элемент в природе, упорно не замечают его. Скованные рамками узкого понимания этих вопросов в своих изысканиях, они — и исследователи арийской культуры, и египтологи — в своих рассуждениях всё время сбиваются с правильного пути. К примеру, де Руже никак не может понять, почему в переводимом им тексте Амон-Ра, обращаясь к царю Аменофису[98] (предположительно Мемнону), говорит ему следующее: "Ты — сын мой и рождён мною". И, когда он
[1] В этой иносказательной легенде Земля спасается от преследующего её Притху[99]. Она принимает образ коровы и, трепеща от страха, бежит прочь, скрываясь в сферах самого Брахмы. Поэтому это не наша Земля. Кроме того, во всех пуранах телёнок имеет разные имена. В одной он называется ману Сваямбхува, в другой — Индра, в третьей — Химават (Гималайи), а доителем выступает гора Меру. Это гораздо более глубокая аллегория, чем может показаться на первый взгляд.
встречает ту же идею, выраженную в разных формах в целом ряде других текстов, этот востоковед, этот истинный христианин, вынужден в конце концов заявить, что "если подобная идея могла прийти в голову иерограмматику, то, значит, в их религии должна была существовать более-менее разработанная доктрина, предполагающая возможность непорочного воплощения божества в человеческом образе".[100] Совершенно верно. Но зачем искать объяснение в каких-то невозможных предсказаниях[101], когда весь секрет разъясняется последующей религией, копирующей первую?
Эта доктрина носила универсальный характер и не является плодом ума какого-то одного разработавшего её иерограмматика, и доказательством этого служат индийские аватары. Затем, уже "лучше уяснив себе",[1] что представляли собой "бог-отец и бог-сын" в понимании египтян, де Руже всё ещё не может объяснить себе и осознать, какие функции выполняло женское начало в процессе рождения первокосмоса.[102] Он не находит ответа в образе богини Нейт Саисской. Однако он цитирует слова некоего полководца о том, как тот вводил царя Камбиза в Саисский храм: "Я представил Его Величеству славу Саиса, обитель Нейт, великой творительницы, производительницы Солнца — не рождённого, но лишь явленного первенца", то есть плода непорочной матери.
Насколько же грандиознее, философичнее и поэтичнее должно выглядеть — в глазах того, кто способен понять и оценить это по достоинству — действительное различие между идеей непорочной девы, как она понималась древними язычниками, и той же самой идеей, но уже отражённой в современной папистской концепции. У первых это была вечно юная мать-природа, архетип своих прототипов — солнца и луны, — которая зачинает и рождает своего "умом рождённого" сына, вселенную. Солнце и луна как мужское и женское божества оплодотворяют мать микрокосма, землю, и та зачинает и, в свою очередь, производит на свет своё собственное потомство. У христиан же "первородный" (primogenitus) действительно порождается, то есть рождается, "genitum, non factum",[103] и в буквальном смысле происходит его зачатье и рождение — "Virgo pariet",[104] как поясняет латинская церковь. Таким образом, она опускает благородную духовно-идеальную Деву Марию до земного уровня, делает её "из земли, перстной",[105] принижает воплощаемую ею идею до уровня самой низшей из антропоморфных богинь толпы.
Действительно, и Нейт, и Исида, и Диана и т.д. и т.д. — все они представляли собой "богиню-демиурга, одновременно видимую и невидимую, обитающую на небе и помогающую размножению видов".[106] Одним словом, луну. Её оккультные аспекты и силы бесчисленны, и в одном случае,
[1] "Уяснение" его состоит в том, что египтяне-де предсказали Иегову (!) и его воплощённого Спасителя (доброго Змея) и т.д. и т.д., и даже Тифон у него — не кто иной, как злой дракон из Эдемского сада, и всё это называется серьёзной и трезвой наукой.
как, например, у египтян, Луна становится одним из аспектов Исиды, Хатор,[1] и мы видим, как обе они вскармливают Гора. Обратите внимание на то, как в египетском зале Британского Музея перед Хатор склоняется в поклоне фараон Тутмос, стоящий между ней и небесным владыкой. Монолит с этим изображением привезён из Карнака, и на её троне вырезана следующая надпись: "Божественная Мать и Владычица, или Царица Небесная".[107] Кроме того, она именуется "Утренней Звездой" и "Светом Моря" (Stella matutina и Lux maris).
Каждая лунная богиня имела два аспекта — один божественный, другой инфернальный. Все они были девами-матерями непорочно рождённого сына — солнца. Как показывает Рауль Рочетти, афинская лунная богиня — Паллада, или Кибела, Минерва, или опять же Диана — на своих изображениях держит сына на коленях. На праздниках она именуется Μονογενὴς Θεοῦ, "Единой Богоматерью". Она сидит верхом на льве в окружении двенадцати персонажей, в которых оккультист легко узнаёт двенадцать великих богов, а благочестивый христианин-востоковед — апостолов, а вернее грекоязыческое пророчество о них.
И оба они будут правы, так как непорочная богиня латинской церкви — это точная копия более древних языческих богинь; количество апостолов (двенадцать) — это число племён, а последние олицетворяют собой двенадцать великих богов и двенадцать знаков зодиака. Практически каждая деталь христианской догматики заимствована у язычества. Семела, супруга Юпитера и мать Вакха-Солнца, в описании Нонна[108] также "уносится", то есть возносится на небеса после своей смерти, где она восседает между Марсом и Венерой под именем царицы мира, вселенной (πανβασίλεια), "пред именем которой, как пред именем Хатор, Гекаты и других инфернальных богинь" "трепещут все демоны".[2]
"Σεμελῆν τρέμοῦσιν δαίμονες".[109] Эта греческая надпись из небольшого храма, воспроизведённая на кем-то найденном камне и скопированная Монфоконом, как рассказывает де Мирвиль (113, "Archaeologie de la Vierge mere"),[110] сообщает нам потрясающую вещь: оказывается, Магна Матер древнего мира — это результат наглого плагиата с образа непорочной Девы-Матери христианской церкви, и плагиат этот был совершён демоном. Так ли обстоит дело или наоборот, неважно. Интереснее здесь другое, а именно: полное сходство между древнейшей копией и современным оригиналом.
Если бы нам позволил объём книги, то мы могли бы показать, с каким непостижимым спокойствием и безразличием некоторые последователи католической церкви относятся к представленным им откровениям прошлого. На замечание Мори о том, что "Дева[111] захватила все святилища Цереры и
[1] Хатор — это инфернальная Исида, преимущественно богиня Запада, то есть нижнего мира.
[2] И это пишет де Мирвиль, гордо признающий сходство, а уж он-то прекрасно знает в этом толк.
Венеры, а языческие ритуалы, совершавшиеся когда-то в честь этих богинь, в значительной мере перешли теперь к матери Христа",[112] защитник римской церкви ответил: — Таковы факты, так и должно быть, и нет в том ничего неестественного. Ведь
"догматику, литургию и ритуалы, которые используются Римской апостольской церковью в 1862 году, мы обнаруживаем запечатлёнными на таких памятниках и записанными на таких папирусах и цилиндрах, которые вряд ли могут относиться ко временам послепотопным, а значит, необходимо признатить существование какого-то первого, доисторического (римского) католицизма, а наш нынешний католицизм есть строгое продолжение предыдущего. . . . "[113]
Но если первый явился "кульминацией, вершиной дерзости демонов и чернокнижной некромантии",. . . . то последний стал торжеством божественного. Если в нашем (христианском) Откровении (Апокалипсисе)
"Мария изображена облечённой в солнце и с луной под её ногами[114], что не имеет ничего общего с образом скромной рабы Божьей из Назарета (sic.), то это из-за того, что сегодня она превратилась в величайшую из сил, признанных теологией и космологией, в нашей вселенной" — (Archaeol. de la Vierge, pp. 116 и 119).[115]
Воистину так, ибо слова в пиндаровских "Гимнах Минерве" (p. 19)
" . . . сидящая по правую руку от Отца её, Юпитера, могущественнейшая среди остальных (ангелов и — Е.П.Б.) богов"
в равной мере относятся и к Пресвятой Деве. Согласно Корнелию а Лапиду[116], Св. Бернард обращается к Деве Марии в таких выражениях: —
"Солнце-Христос живёт в Тебе, а Ты — в нём" (проповедь о Пресвятой Деве)
Этот простодушный святой, кроме того, называет Деву луной. Поскольку церковь именует её (как родовспомогательницу) Луциной[117], то к ней же относятся и стихи Вергилия
"Casta fove Lucina, tuus jam regnat Apollo"[118].
"Подобно луне, Пресвятая Дева является Царицей Небесной", — добавляет чистосердечный святой (Апокалипсис, гл. XII, Коммент. Корнелия Лапида).
И на этом можно подвести черту. По словам таких авторов, как де Мирвиль, чем больше сходства, наблюдается между языческими концепциями и христианской догматикой, тем более божественной предстаёт христианская религия и с тем бóльшим основанием она считается богооткровенной, особенно в своей римско-католической форме. Неверующие же учёные и исследователи, которые видят в латинской церкви нечто, прямо противоположное божественному откровению, и которые отказываются верить в проделки провидца-плагиатора сатаны, получают со стороны церкви суровую отповедь. С другой стороны, "они ничему не верят и отвергают даже "Набатейское земледелие", считая его фикцией и набором небылиц", — сетует мемуарист.[119] "В их извращённом представлении всё одно — что "идол луны", Ку-тами, что статуэтка Мадонны!"
Двадцать лет тому назад благородный маркиз написал шесть увесистых томов, названных им "Учёными записками для французской Академии", с единственной целью — представить римский католицизм как богооткровенное вероучение. И в доказательство этого он приводит неисчислимое множество различных фактов, проводя везде одну и ту же мысль: весь древний мир со времён
потопа с помощью дьявола систематически занимался плагиатом — он разрабатывал ритуалы, церемонии и догматику будущей Святой Церкви, которой суждено было появиться на свет много веков спустя. Интересно, что сказал бы этот верный сын Рима, если бы услышал слова своего же единоверца — известного египтолога, сотрудника Британского Музея Ренуфа, — заявившего в одной из своих учёных лекций, что "ни евреи, ни греки ни одну из своих идей никогда не заимствовали у египтян?"[1]
Но, может быть, Ренуф как раз и хотел сказать, что это египтяне, греки и арии позаимствовали все свои идеи у латинской церкви? Тогда по какой же такой логике паписты отвергают весь тот дополнительный материал о лунном культе — о сабеизме и поклонении звёздам, — который предлагают им оккультисты, коль скоро он целиком свидетельствует о том, что их (римско-католический) культ древен, как мир?
Культ звёзд у ранних христиан, а позже в римско-католической церкви, то есть символическое поклонение солнцу и луне (сходное с культом гностиков, однако менее философичное и чистое, чем "культ солнца" у зороастрийцев) — это естественное следствие того, что культ этот к тому времени уже возник и существовал. Принятие латинской церковью целого ряда символов — воды, огня, солнца, луны, звёзд и многих других вещей — означает то, что этот древний культ, уже существовавший у языческих народов, был просто-напросто подхвачен ранними христианами.
Так, Óдин обрёл свою мудрость, силу и знания благодарю тому, что сидел у ног Мимира, трижды мудрого ётуна[120], проведшего всю свою жизнь у источника изначальной премудрости, кристально-чистые воды которой с каждым днём всё больше увеличивали его знания. Мимир "черпал высшее знание из источника по причине того, что сам мир был рождён из воды, а стало быть, изначальную мудрость можно было найти только в этой таинственной стихии"[121]. Его глаз, который Один должен был отдать в обмен на знание, — это, возможно, "солнце, освещающее и проникающее во всё сущее, а второй его глаз — это, вероятно, луна, отражение которой глядит из бездны и которая на заходе, в конце концов, тонет в Океане"[122].
Однако заложенный здесь смысл гораздо глубже. По преданию, Локи, являющийся богом огня, прячет светодавца [солнце — перев.] именно в воде, а также на луне, отражение которого он там находит, и это поверье, согласно которому огонь находит себе убежище в воде, было распространено вовсе не у одних только древних скандинавов. Оно бытовало у всех народов на земле и в конце концов достигло и ранних христиан, которые символически изображали Святой Дух в образе огня, "разделяющихся языков, как бы огненных"[123] — дыхания отца-солнца. Этот "огонь" нисходит также и в воду — в море: Mar, Мария.
Образ голубя служил символом души у ряда народов, и голубь являлся священной птицей Венеры — богини, родившейся из
[1] Цит по "Лекции" Дж. Мэсси.[124]
пены морской, а позже у христиан он стал символически обозначать Анима Мунди, то есть Дух Святой.
Одной из самых оккультных глав "Книги мёртвых" является глава LXXX, имеющая следующее название: "Глава о преображении в бога, дарующего свет на тропе тьмы",[125] где изображена "женщина-свет тени", находящаяся в услужении у Тота в его лунной обители. По преданию, Тот-Гермес там скрывался в силу того, что он является представителем тайной мудрости. Он — проявленный Логос светлой стороны мудрости и сокрытое божество, то есть мудрость тайная, когда, как считается, он удаляется в противоположное полушарие.
Говоря о своей силе, луна постоянно называет себя "светом, сияющим во тьме", "женщиной-светом".[126] Поэтому она стала общепринятым символом для всех богинь, являющихся непорочными девами-матерями. И так же, как "злые" духи воевали с луной во время óно, так они продолжают воевать и сейчас, будучи не в силах, однако, победить действительную Царицу Небесную, Марию, Луну. Поэтому во всех языческих теогониях луна теснейшим образом связывалась и с её извечным врагом — драконом: Пресвятая Дева (Богоматерь) стоит прямо на мифическом сатане, изображённом в облике дракона, попирая его своими ногами и лишая его всей его силы. Объясняется это тем, что голова и хвост дракона, до сего дня символизирующие в восточной астрономии восходящий и нисходящий лунные узлы, в древней Греции также изображались в виде двух змей. Геркулес убивает их в день своего рождения, и то же самое делает Младенец, находясь на руках у своей Девы-Матери. Очень точно в этой связи замечает Джеральд Мэсси:
"Изначально все подобные символы описывали лишь то, что относилось к их собственной системе, и не предвосхищали ничего из того, что могло бы принадлежать к системе совершенно другого порядка. Римская иконография (равно как и догматика) возникла задолго до времён христианства. И дело здесь вовсе не в подделке или позднейшей интерполяции типов, а в сохранении всё той же системы образов, но только смысл этих образов оказался теперь совершенно извращённым".[127]
———————
[1] См. "Vishṇu Purāṇa" — 1:53 (примеч.) (SDR, TUP).
[2] Или Юдхиштхира.
[3] "Скифская ветвь, шаки, . . . направилась к Инду и . . . достигла, наконец, Гуджерата" (см. История человечества под ред. Г. Гельмольта, т. 2. СПб, 1909, с. 401).
[4] См. Ф. Уилфорд. О царях Магадхи. Их хронология (F. Wilford, "Of the Kings of Magad'ha; their Chronology", 1809): "Хронология их царей связана с периодом кали-юги, состоящим из 432 тысяч лет. Его индуисты делили на шесть неравных по длительности частей, . . . которые назывались шаками, так как это название восходило к шести шакам, то есть могучим и прославленным царям . . . Первым таким царём был Юдхиштира . . . " — p. 82 ("Asiatic Researches", v. 9) (SDR, TUP).
[5] См. А. Каннингем. Книга об индийских эпохах (Alexander Cunningham, "Book of Indian Eras", 1883): " . . . период Великой Войны [описанной в "Махабхарате"], или эпоха Юдхиштхиры, являлся одновременно и началом кали-юги". "Начало кали-юги, то есть четвёртого века, по индуистской хронологии, датируется 3102 годом до Р.Х." — pp. 7, 31 (SDR, TUP).
[6] См. "Vishṇu Purāṇa": "По расчётам полковника Уилфорда, . . . завершение Великой Войны пришлось на 1370 год до Р.Х. . . . М-р Бентли датирует время жизни вождя Пандавов, Юдхиштхиры, 575 годом до Р.Х." — 4:232 (примеч.) (SDR, TUP).
[7] Джанарддана — "возлюбленный человечества". Одно из имён Кришны, но Шанкарачарьей приводятся и другие варианты толкования этого имени: например, "истребитель нечестивых" (Dowson, "Classical Dictionary", p. 133).
См. также: Джанардана (санскр.) [от глаг. корня джан "рождаться", "происходить", "возникать" + глаг. корень ард "двигать", "побуждать"] То, к чему человечество питает безраздельную любовь; то, что движет людьми; то, к чему смертные обращаются в своих мольбах. В Пуранах — единая разумная жизнь космоса, проявляющаяся в трёх аспектах: как создатель (лепщик), как сохранитель и как возродитель (Брахма, Вишну, Шива). Термин применяется также по отношению к Кришне, аватарному проявлению Вишну. Философское определение этого термина — "движитель мира", то есть наделённая разумом жизненная сила, внутренне присущая какой-либо проявленной космической единице; то, что вечно рождается вновь и вновь. (См. G. de Purucker, ETG).
[8] Указ. соч. — 5(I):190-194 (и примеч.) (vi.3) (SDR, TUP).
[9] "Сферы богов" (см. Vishṇu Purāṇa). Небесный мир; пятая, считая сверху, из семи лок (См. G. de Purucker, ETG).
[10] См. "Vishṇu Purāṇa" — 5(I):192-193 (и примеч.) (vi.3) (SDR, TUP).
Великий мир. Четвёртая из семи лок (См. G. de Purucker, ETG).
[11] Также Джанарлока. "Мир рождения, мир благочестивых и святых; третья (считая сверху) из семи лок (принципов или планов той или иной иерархии)" (См. G. de Purucker, ETG).
[12] См. "Vishṇu Purāṇa" — 5(I):193 (примеч.) ("Vāyu Purāṇa")
[13] Шестая, считая сверху, из семи лок... Мир развития или роста — поскольку является одной из высоких астральных областей и выступает одной из площадок, способствующих эволюции чувствующих существ (См. G. de Purucker, ETG).
[14] См. "Vishṇu Purāṇa" — 5(I):194 (и примеч.) (vi.3) (SDR, TUP).
[15] См. там же — 5(I):195-196 (и примеч.) (vi.4) (SDR, TUP).
[16] Указ. соч. — 5(I):196-200 (vi.4) (SDR, TUP).
[17] См. Кол. 2,8.
[18] См. Книга пророка Моисея ("Book of the Prophet Moses", tr. E. Cureton, 1855-1856) — pp. 22-23 ("Miscellanies of the Philebiblon Society", v. 2) (SDR, TUP).
[19] См. "Qabbalah", Myer: "Учёный францисканец Николай де Лира . . . указывает на четыре способа толкования, существующие у иудеев . . . Сод, то есть тайный, мистический; д'раш, аллегорический; ремец, духовно-нравственный; и פשט пашут, буквальный" — p. 105 (SDR, TUP).
[20] Т.е. бороды. "Достоинством всех достоинств наделена борода [Лика], она же есть украшение всего" (см. Артур Уэйт. Каббала. М., 2019. "Сифра ди-Цниута — Книга Сокрытия").
[21] Быт. 5:29.
[22] "Qabbala", Myer.
[23] I.Myer, "Qabbalah".
[24] Там же, с. 219
[25] Похожее описание кали-юги см. также: Махабхарата. Книга лесная. М., 1987, гл. 188, 9-93.
[26] См. "Vishṇu Purāṇa" — 4:225-226 (и примеч.) (iv.24) (SDR, TUP).
[27] См. "Vishṇu Purāṇa" — 4:224-237 (и примеч.) (iv.24) (SDR, TUP).
[28] "Друзья бога".
[29] См. "Vishṇu Purāṇa" — 3:325 (iv.4) (SDR, TUP).
[30] Калапа (или Катапа) — некое место . . . , расположенное в северных отрогах Гималаев, то есть Тибет (см. G. de Purucker, ETG).
[31] Макс Мюллер. История древней санскритской литературы (Max Müller, "A History of Ancient Sanskrit Literature", 1860) — p. 280 (SDR, TUP).
[32] "Великая родословная" — палийское произведение, написанное монахом Маханамой в V веке. В сочинении трактуется история буддизма и его распространение в Цейлоне. Считается авторитетным историческим трудом (см. G. de Purucker, ETG).
[33] Деян. 2, 3.
[34] М. Вильямс. Индийская премудрость (Monier Williams, "Indian Wisdom", 1875) — p. 499 (SDR, TUP).
[35] Осирис.
[36] См. "Livre des Morts" — p. 255 (lxxxi.1-2) (SDR, TUP). См. также: Древнеегипетская "Книга мёртвых", М., 2011, с. 215 ("Глава о преображении в лотос"): "Я святой лотос, который рождается из света, который принадлежит ноздрям Ра . . . Я чистый лотос, который рождается из поля (бога Ра)".
[37] См. Эмиль Бюрнуф. Религиоведение (Émile Burnouf, "La Science des Religions", 1872): "Брахма . . . отец, предок, прародитель. Ни одно из его имён никогда нельзя переводить словом творец . . . В санскрите не существует идеи творения. Вселенную он порождает путём эманации . . . " — p. 158 (SDR, TUP).
[38] Быт. 1, 11. В русском тексте: "плод, в котором семя его".
[39] "Святая святых" (лат.)
[40] См. Вильгельм Гезениус. Ивритско-английский лексикон Ветхого Завета (William Gesenius, "Hebrew and English Lexicon of the Old Testament", 1836): "Тринадцатая буква ивритского алфавита, мем, . . . возможно, обозначает воду . . . Древнейшие формы написания этой буквы имеют определённое сходство с волнами" — p. 537 (SDR, TUP).
[41] См. Субба Роу. Оккультная философия. М., 2001 — Двенадцать знаков зодиака. С. 19 — "Макара . . . Буква ма равнозначна числу 5, а кара означает рука. На санскрите трибхуджа означает треугольник, а бхуджа или кара (слова-синонимы) употребляются в значении "одна сторона". Таким образом, Макара, или Панчакара, означает пятиугольник" (SDR, TUP).
[42] Манвантары.
[43] Мимра (от арамейск. меймра) — Голос Воли, то есть Слово (см. G. de Purucker, ETG). То же, что и Мемраб (см. выше § IV "Хаос-Теос-Космос", с. 346).
[44] Точнее, не в Греции, где она называлась Афиной, а в Риме.
[45] Ин., 19,25: "При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина".
[46] См. В.Й. Шрёдер. Книга пророка Иезекииля в разъяснениях (W. J. Schröder, "The Book of the Prophet Ezekiel Expounded", 1876): "Израиль, завершившийся в Мессии, во Христе, в храме, "в радости почерпает воду из источников спасения" (Ис. 12,3)". "В Талмуде Мессию также называют "рыбой", и, по Абрабенелю, о Его рождении возвещает созвездие Рыб" — pp. 487, 489 (SDR, TUP).
[47] Maspero, "Guide" — p. 170 ("Ep. Saïte. Sérapéum.") (SDR, TUP).
[48] Там же — p. 162 ("Ep. Saïte. Abydos.") (SDR, TUP).
[49] См. Т. Миллингтон. Знаки и чудеса в земле Хама (Thomas S. Millington, "Signs and Wonders in the Land of Ham", 1873): "Образ лягушки, сидящей на священном лотосе, символически обозначал возвращение Нила в своё русло после разлива . . . Есть ещё и богиня Хека, которую изображают с головой лягушки . . . Именно по её милости, как считалось, происходит ежегодный разлив Нила со всеми его благотворными последствиями" — p. 75 (SDR, TUP).
[50] Там же — p. 146 (SDR, TUP).
[51] П.Б. Шелли. Эпипсихидион (перевод В. Микушевича).
[52] Богиня о трёх формах, трёх воплощениях и трёх головах (лат.)
[53] Музыкальный инструмент.
[54] См. Геродот. История. Евтерпа, 66-67, с. 101: "Если в доме околеет кошка, то все обитатели дома сбривают себе . . . брови . . . Трупы кошек отвозят в город Бубастис, бальзамируют и погребают там в священных покоях".
[55] Трёхтелая (греч.).
[56] Овидий. Метаморфозы, кн. 5, 321-330: " . . . когда изошел Тифей из подземного царства, // На небожителей страх он нагнал, и они, убегая, // Тыл обратили, пока утомленных не принял Египет . . . // И . . . бессмертным пришлось под обманными видами скрыться. // Стада вождем . . . стал сам Юпитер: Ливийский . . . // Вороном сделался Феб, . . . Кошкой — Делийца сестра [т.е. сестра Аполлона, Артемида, она же Диана — перев.] . . . " (перевод С. Шервинского).
[57] Культы солнца и луны.
[58] Поклонении Деве Марии.
[59] "Син — Зуэн, Суин, в аккадской мифологии лунный бог. Соответствует шумерскому Нанне" ("Мифы народов мира", т. 2, с. 437).
[60] Здесь отчасти цитируются, отчасти пересказываются положения, изложенные в различных произведениях Р. Скиннера ("Cabbalah — No. VII", March 1887; "Identification of the British Inch as the Unit of Measure of the Mound Builders", Jan. 1886; "The Source of Measures", 1875).
[61] См. Большая советская энциклопедия, 1975, т. 19: "ПАЛЕНКЕ (Palenque), условное название развалин большого города в шт. Чьяпас (Мексика) — политического и культурного центра майя в 3-8 вв. н. э. Сохранились: остатки дворца, . . . "Храм Солнца", "Храм Креста" . . . "
[62] См. Skinner, "Cabbalah — No. VII", March 1887; "Identification of the British Inch as the Unit of Measure of the Mound Builders", Jan. 1886; "The Source of Measures", 1875.
[63] См. различные произведения Р. Скиннера.
[64] См. "Source of Measures" — p. 43 (SDR, TUP).
[65] См. там же — p. 159.
[66] См. "Qabbalah", Myer — p. 336 (SDR, TUP).
[67] Со стороны дохристианских язычников.
[68] См. "Des Esprits" — 3:117 (SDR, TUP).
[69] "Ты одеваешь солнце, а солнце одевает тебя" (лат.).
[70] См. "Des Esprits" — 3:117 (SDR, TUP).
[71] Более подробно о лунарной символике см. указанную лекцию Дж. Мэсси.
[72] См. Gerald Massey's Lectures, 2019 — p. 243.
[73] Isaac Myer, "Qabbalah. The Philosophical Writings of Solomon Ben Yehud Ibn Gebirol, or Avicebron". Philadelphia, 1888.
[74] Там же, с. 335.
[75] Речь идёт о книге "Набатейское земледелие". " . . . её халдейский оригинал представлял собой запись устных изречений и учений некоего богатого вавилонского землевладельца по имени Ку-тами, который для своих лекций использовал какие-то ещё более древние материалы" (см. "Тайная доктрина", т. 2, кн. 2, § XVI "Адам-Адами", с. 453).
[76] См. Joannis Seldenus, "De Diis Syris", 1617: "De Teraphim Labanis . . . [Bk I, ch. 2]" — pp. 15-17 (SDR, TUP).
Seldenus или John Selden в книге "О сирийских богах" ("De Diis Syriis"). Джон Селден (1584 — 1654 гг.) — английский юрист и государственный деятель, занимавшийся исследованием древнего английского права и еврейского законодательства.
[77] См. Моше бен Маймон. Путеводитель растерянных. Иерусалим-Москва. Гл. 63, с. 332, (пер. и коммент. М.А. Шнейдера). Примеч. 12: "Согласно разъяснениям Маймонида в гл. 29 третьей части "Путеводителя", сабии верили в то, что земной мир управляется духовными силами, заключенными в небесные тела. Путем различных магических действий можно низвести духовность (אלרוחאניאת) того или иного астрального тела в талисман, посвященный ему магический объект — металл, изваяния, деревья и т. п.; время совершения этих манипуляций, материал, используемый для изготовления талисмана, и т. д. определяется на основе астрологических соответствий (так, для низведения духовности солнца нужен талисман из золота, для луны — из серебра)".
[78] См. "Des Esprits" — 4:77 (De Diis Syris) (SDR, TUP).
[79] См. там же: "Если мы спросим его [Ку-тами] об источниках и авторах, к которым он обращался, то он ответит нам на первой же странице своей книги: "все учения были поведаны Сатурном (богом зла) Луне, а через Луну её идолу . . . " — 3:219 (SDR, TUP).
[80] См. Православная энциклопедия. Т. 10, М., 2005, с. 256: "Упоминание терафимов (tǝrāp̅îm — этимология неясна; так называли идолов, которые почитались родовыми, семейными божествами — Быт 31. 19, 30, 32; Суд 18. 24) . . . свидетельствует о том, что израильтяне с древнейших времен использовали их для гадания (Суд 17. 5; 18. 14, 17, 18, 20; Ос 3. 4; см. также Иез 21. 21). Царь Иосия отменил терафимов наряду с др. формами незаконной мантики (4 Цар 23. 24)".
[81] Аммиан Марцеллин. Римская история. М., 2005, кн. XXI, I, 8, с. 223: "Проникающее все элементы (стихии), как тела, вечно пребывающие, духовное начало, обладая всегда и везде живой силой предчувствия, сообщает нам дар непосредственного предвидения на основании тех явлений, которые мы стараемся постигнуть путем разных наук {примеч.: "Изысканный подбор слов выражает мысль, по-видимому, не совсем ясную для самого автора . . . "}.
[82] См. "Des Esprits" — 4:78 (SDR, TUP).
[83] См. Геродот. История. Л., 1972",Мельпомена", 35, с. 195. Примеч.: "Илифия (Эйлитюйя), миф., богиня рождения (как и Артемида)".
[84] См. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т 3, М., 1964. Артаксеркс, XXVII, с. 366: "Скрепя сердце Артаксеркс подчинился обычаю и отдал наложницу, но вскорости снова отобрал — чтобы назначить жрицею чтимой в Экбатанах Артемиды, которую называют Анаитидой".
[85] Павсаний. Описание Эллады. М., 2002, т. 2, кн. VIII "Аркадия", гл. 35, 7, с. 136: "На вершине этого холма находится храм Артемиды, именуемой Каллистой (Прекраснейшей). Мне кажется, что (поэт) Памф, который первым в своих поэмах назвал этим именем Артемиду, заимствовал его у аркадян".
[86] "Наипрекраснейшая из дев" (греч.) См. Еврипид. Ипполит. "Чада Латоны нет // В мире прекраснее. // О Артемида, нам // Нет и милей тебя" (пер. И. Анненского)
[87] "Родовспомогательница" (греч.)
[88] "Трёхликая" или "предстающая в трёх образах" (греч.)
[89] См. Луций Анней Корнут. О природе богов (Cornutus, "De Natura Deorum", ed. Friedrich Osann, 1844 — p. 208 (xxxiv, 220-228) (SDR, TUP).
[90] Майя (греч. Maia) — Дочь Атласа и мать Гермеса. У римлян почиталась как богиня весны, Майя Майестас (т.е. "Великая Майя"). Известна также под именами Фауна, Бона Деа ("Преблагая Богиня") (см. G. de Purucker, ETG).
[91] "Недостижимая"; шакти, или как бы женская потенция, способности духовного существа. Поэтому это слово нередко употребляется в качестве имени супруги Шивы" (см. G. de Purucker, ETG).
[92] См. Максим Коллиньон. Иносказательная мифология Греции (Maxime Collignon, "Mythologie Figurée de la Grèce", 1883: "Артемида-спасительница, или Сотейра, имела в качестве своих атрибутов закрытый колчан, а иногда даже лиру . . . " — p. 107 (SDR, TUP).
[93] См. Дж.Г. Уилкинсон. Нравы и обычаи древних египтян (J. G. Wilkinson, "The Manners and Customs of the Ancient Egyptians", 1883): "Египтяне изображали луну в виде мужского божества . . . наподобие римского Lunus . . . Бог Тот обычно изображался в виде мужчины с головой ибиса, . . . а в своём аспекте лунного бога иногда имеет человеческое лицо с полумесяцем на голове . . . " — 3:165-166 (SDR, TUP).
См. также: Плутарх. Исида и Осирис. Киев, 1996 — Об Исиде и Осирисе, 41, с. 38: " . . . полагают также, что Тифоном называется солнечный мир, а Осирисом — мир лунный. Говорят, что луна, имея свет животворный и порождающий влагу, благоприятна и для размножения животных, и для цветения растений . . . Миф рассказывает, что Геракл, обосновавшись на солнце, странствует вместе с ним, а Гермес — с луной . . . "
[94] См. Томас Инмен. Древние верования, запечатлённые в древних именах (Thomas Inman, "Ancient Faiths Embodied in Ancient Names", 1868): "Имя Дионис . . . имеет ассирийское происхождение и восходит к выражению "даян-ниси", что значит "Судия над людьми", а слово "даян" соответствует иудейскому "дан" . . . Отсюда выражение "Shemesh dayan rabu shamie u irtsit", то есть "Солнце, Великий Судия неба и земли" — 1:455 (SDR, TUP).
[95] Мал. 4, 2.
[96] См. "Vishṇu Purāṇa" — 2:11 (примеч.) (SDR, TUP).
[97] См. там же — 1:188 (примеч.) (SDR, TUP).
[98] См. "Des Esprits": " . . . текст, в котором Амон-Ра говорит царю Аменофису III (Мемнону)" "Ты — сын мой и рождён мною" . . . — 3:108 (SDR, TUP). "Сын и преемник Тутмоса IV, Аменофис III (1419 — 1383)" (см. История человечества (под ред. Г. Гельмольта), т. III, 1903, с. 626). Так по-гречески звучит имя Аменхотепа. См. Словарь египетской мифологии. М., 2008, с. 237.
[99] Мифический персонаж, сын одного из ману. По преданиям, он являлся первым царём, который правил также существами, стоявшими ниже человека, и познакомил мир с искусством хлебопашества. Один из риши и автор, по крайней мере, одного из гимнов Ригведы. Он также носит имя Притху и в этой связи является отцом Земли (Притхиви). Согласно легендам, Притху доил Землю, и именно по его повелению она покрылась всей растительностью, начав родить овощи и зерно (см. G. de Purucker, ETG).
[100] См. Emmanuel de Rougé, "Mémoire sur la Statuette Naophore" (Introductory Letter), 1851 — p. 346 (SDR, TUP).
[101] См. ниже примечание ЕПБ [1].
[102] См. Rougé, "Mémoire" — p. 371 (SDR, TUP).
[103] "Рождён, не произведён" (лат.)
[104] "Дева рождает" (лат.)
[105] 1 Коринф., 15, 47.
[106] "Des Esprits" — 3:110 (SDR, TUP).
[107] Там же — 3:111 (SDR, TUP).
[108] См. Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. СПб, 1997 — Песнь VIII.
[109] "Семела приводила всех духов в трепет" (греч.)
[110] "Des Esprits" — 3:113 (SDR, TUP).
[111] Дева Мария.
[112] "Des Esprits" — 3:118 (SDR, TUP).
[113] Там же.
[114] См. Откр. 12, 1.
[115] "Des Esprits" — 3:116 (SDR, TUP).
[116] Корнелий а Лапид (Cornelis Cornelissen van den Steen, 1567-1637) — фламандский иезуит и автор известных комментариев к ряду книг Нового Завета.
[117] От лат. слова lux, т.е. "свет". Луцина — "выносящая на свет".
[118] "Дева Луцина! Уже Аполлон твой над миром владыка" (см. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М., 1979 — Эклога IV, 10).
[119] См. "Des Esprits" — 3:218-221 (SDR, TUP).
[120] Ётун (скандинавск.) — великан.
[121] В. Вегнер. Асгард и боги (W. Wägner, "Asgard and the Gods", 1880, p. 86).
[122] Там же.
[123] Деян. 2, 3.
[124] Massey, "Luniolatry" — pp. 7-8 (SDR, TUP).
[125] См. См. "Livre des Morts" — p. 251 (§ lxxx) (SDR, TUP).
[126] См. там же: "Я — женщина-свет теней, я прибываю, я освещаю тьму . . . Я служу Тоту в его убежище на луне . . . " — p. 252 (lxxx.5-6) (SDR, TUP).
[127] Massey, "Natural Genesis". Vol. I, p. 445.