"Змей, — это тварь, вызывающая одновременно и чувство ужаса, и чувство благоговения. Люди готовы либо ненавидеть его всеми фибрами своей души, либо падать ниц пред его гением. К нему обращается Ложь, свои права на него предъявляет Благоразумие, Ревность несёт его в сердце своём, а Красноречие — на своём кадуцее. В аду он дарит жало своё бичу фурий, а на небе символом своим избирает его вечность". — Де Шатобриан[1]
Размышляя о природе гениев, офиты[2] понимали под ними целый ряд существ: от бога до человека, и относительное превосходство одних над другими объясняли той степенью
света, которым они наделены. Необходимо, заявляли они, мыслями своими постоянно обращаться к змею и благодарить его за ту безмерную помощь, которую он оказывает человечеству. Ведь это именно он объяснил Адаму, что если тот вкусит от плода дерева познания добра и зла, то обретёт такие знания и такую мудрость, которые поднимут всё его существо на невообразимую высоту. Таково экзотерическое объяснение.
Нетрудно понять, откуда происходит эта изначальная идея о двойственной, янусоподобной природе змея, совмещающей в себе добро и зло. Это — один из древнейших символов уже в силу того, что появление рептилий предшествовало появлению птиц, а птицы возникли раньше млекопитающих. Отсюда происходит и поверье (а точнее суеверие), бытующее среди диких племён, согласно которому души предков принимают образ змея. Этим же объясняется и всеобщая ассоциация змея с деревом.
В бесконечном множестве легенд образ змея выступает символом самых разнообразных вещей, но, поскольку в большинстве своём легенды эти представляют собой иносказания, то они давно уже воспринимаются как сказки, в основе которых лежат незнание и самые тёмные предрассудки. Например, когда Филострат рассказывает о том, что туземцы Индии и Аравии поедают змеиные сердце и печень, для того чтобы овладеть языком животных (а змея наделялась такой способностью), он определённо не рассчитывал на то, что его слова будут восприняты буквально (см. "Жизнь Аполлония Тианского", кн. 1, XIV[3]).
В нашей книге мы ещё не раз увидим, что слова "змей" и "дракон" применялись по отношению к "мудрецам" — посвящённым адептам — уже в глубочайшей древности. Это их мудрость и их знания поедались или усваивались их последователями, откуда и происходит это иносказание. Когда, согласно скандинавской легенде, Сигурд поджаривает и съедает сердце сражённого им дракона Фафнира и становится мудрейшим из людей, то мы понимаем, что легенда эта несёт в себе тот же самый смысл. Сигурд получил знание рун и магических заклинаний ("Слово") от посвящённого ("чародея"), выведенного под именем Фафнир, после чего последний умер, по обычаю, "передав Слово".
Пытаясь разоблачить ереси гностиков, Епифаний невольно выдаёт один их секрет. Гностики-офиты, говорит он, имели веские основания почитать змея, так как именно он открыл первым людям тайны ("Adv. Haeres.", 37).[4] Это совершенная правда, и в своём учении они не помышляли ни о каком Адаме и Еве в райском саду, а утверждали лишь то, на что мы уже указали выше. Наги (змеи) индуистских и тибетских адептов также были людьми, а не рептилиями. Кроме того, образ змея всегда выступал символом последовательного или поочерёдного омоложения, символом Бессмертия и Времени.
Содержащиеся в "Генезисе природы" многочисленные и чрезвычайно интересные сведения, интерпретации и факты в связи с культом змея отличаются неординарностью мысли и научной точностью. Но они далеко не исчерпывают всего заложенного в них смысла. Они раскрывают лишь астрономические и физиологические тайны, а также объясняют лишь отдельные космические явления. На низшем плане материальности змей, несомненно,
воплощал в себе "великую тайну, раскрывавшуюся во время мистерий", и его образ, скорее всего, "был принят как символ женской половой зрелости, благодаря его способности к сбрасыванию старой кожи и самообновлению"[5].
Всё это верно, но лишь применительно к таинствам, связанным с жизнью земных животных, поскольку в качестве символа "переоблачения и возрождения в мистериях (вселенских — Е.П.Б.)", то есть "конечной фазы" жизни[1] — а мы бы сказали, её начальной и кульминационной фаз — таинства эти выходят за пределы нашего плана. Они ведут своё начало из царства чистого, идеального света и, совершив весь круг преображений и символических форм, "таинства" возвращаются в свою первоначальную точку — в эссенцию имматериальной каузальности. Они принадлежат к области наивысшего гнозиса. И, конечно же, они никогда не обрели бы ни своего настоящего имени, ни славы, если бы всё исчерпывалось одними только физиологическими (и в частности, женскими) функциями!
В качестве символа змей выступал в стольких аспектах и передавал столько оккультных значений, что его можно сравнить только с самим деревом — "деревом жизни", с которым он символически и практически нерасторжимо связан. Но никогда в древности эти символы (как в их метафизическом смысле, так и в физическом) — дерево и змей, и вместе, и порознь, — не подвергались такой вульгаризации, как в наши дни, в эпоху разрушения идолов, разрушения не во имя истины, а во славу самой грубой материи.
Книга "Реки жизни" ("The Rivers of Life")[6] содержит, например, такие откровения и интерпретации, которые привели бы в немалое изумление тех, кто почитал образы дерева и змея в архаичные времена халдейской и египетской мудрости. Да даже древние шиваиты отшатнулись бы в ужасе от теорий и суждений, изложенных автором этой книги.
"Представление о кресте, тау, лишь как об изображении мужских половых органов, представленных в форме триады, — а именно этой точки зрения придерживаются Пейн Найт[7] и Инмен[8], — в корне неверно",[9]
— пишет Дж. Мэсси и приводит на этот счёт веские доказательства. Но ведь то же самое можно сказать и практически обо всех современных интерпретациях древнейших символов.
И даже "Генезис природы" — монументальный научно-исследовательский труд, наиболее обширный из всего, что было до сих пор опубликовано на эту тему, охватывающий собой гораздо более широкое исследовательское поле и предлагающий гораздо больше объяснений, чем это делали все символоги до сих пор, — тем не менее, не выходит за пределы "психо-теистической" стадии, которой достигла древняя мысль.
Да к тому же, не так уж неправы и Пейн Найт с Инменом — их ошибка заключается лишь в полной неспособности понять, что их толкование "Дерева Жизни" как креста и фаллоса хотя отчасти и подходит к этому символу и отчасти способно объяснить его смысл, но лишь на самой низшей и последней фазе эволюционного развития идеи Живодавца. Здесь речь идёт о самой последней и самой грубо-физической трансформации природы, касающейся жизни животного, насекомого, птицы и даже растения. Ведь действительно, двуединый, творческий магнетизм, выражающийся в форме взаимного притяжения противоположностей, то есть в виде половой поляризации, наблюдается в организмах земноводных и птиц в той же мере, как и у человека. Кроме того, современные символоги и востоковеды — от первого до последнего —
[1] The Natural Genesis, by Gerald Massey, Vol. 1, p. 340.
ничего не знают об истинных тайнах, которые открывает нам оккультизм, и поэтому неизбежно могут наблюдать лишь эту последнюю фазу. Если им сообщить о том, что подобный способ размножения, который свойствен сегодня одинаково всем существам, живущим на нашей земле, представляет собой лишь переходную фазу, что он является лишь чисто физическим способом создания условий для проявлений жизни, — таким способом проявления жизни, который изменится уже в эпоху нашей и полностью исчезнет в эпоху следующей корневой расы, — они, вероятно, лишь рассмеются над столь нелепой и антинаучной идеей.
Но именно об этом говорят самые многомудрые оккультисты, и говорят они так потому, что знают. Вся вселенная, всё это мировое сообщество живых существ, — которые тоже рождают себе подобных — это живое свидетельство наличия всевозможных способов размножения, существовавших на протяжении эволюции животных и человеческих видов и рас, и любой специалист, занимающийся естественными науками, должен хотя бы интуитивно это ощущать, коль скоро он пока не в состоянии это доказать. Да и как, в самом деле, он может это доказать при существующем сегодня образе мышления!
Памятники древнейшей истории немногочисленны и разбросаны по планете, а те, которые всё же оказываются в поле зрения у деятелей науки, по ошибке причисляются ими к произведениям человечества нашей, ещё столь непродолжительной эры. Даже так называемая "всеобщая" (?) история охватывает собой лишь крохотное поле в практически беспредельном пространстве всё ещё не исследованных областей, относящихся к нашей, последней, пятой корневой расе. Поэтому-то каждый вновь открытый артефакт, каждый новый глиф, пришедший к нам из седой древности и пополняющий наш прежний запас знаний, продолжает истолковываться всё так же предвзято и без всякого учёта того конкретного цикла мысли, к которому данный глиф относится. Как же может восторжествовать Истина при неизменном господстве именно такого метода исследований!
Таким образом, в самом начале своего совместного существования в качестве символов бессмертного бытия как дерево, так и змей являлись божественными образами в полном смысле этого слова. Дерево изображалось в перевёрнутом виде, то есть его корни произрастали из небес, из того Корня всего сущего, который сам корня не имеет. Его ствол растёт и развивается, проходя через различные планы плеромы и отбрасывая свои роскошные ветви вначале на плане едва дифференцированной материи, а затем дерево опускается всё ниже и ниже, пока не достигает земного плана. Так, по словам "Бхагаватгиты", корнями вверх и ветвями вниз растёт дерево жизни и бытия — ашваттха,[10] разрушение которого предполагает единственную возможность достижения бессмертия (гл. XV). [11] Эти корни символизируют наивысшую сущность, первопричину, Логос. Но человек должен подняться выше этих корней, и только там он сможет воссоединиться с Кришной, который, как говорит Арджуна (XI.),
"по своему величию превосходит Брахмана, первопричину . . . неразрушимого, Он — то, что есть; то, чего нет, и то, что за ними".[12]
Ветви его — это Хираньягхарба (Брахма или — в своих наивысших проявлениях — Брахман, как утверждают Шридхара и Мадхусудана), наивысшие дхьян коганы, или дэвы. Веды — его листья. Тот, кто поднимется выше этих корней, уже больше никогда не вернётся назад, то есть больше не будет перевоплощаться в течение данного "века" Брахмы.
И лишь когда оно своими чистыми ветвями касается земной грязи эдемского сада, грязи нашей адамовой расы, это дерево оскверняется и утрачивает свою первозданную чистоту, а змей
вечности — рождённый на небе Логос — достигает предела своего унижения.
В прежние времена — когда на земле правили божественные династии — отвратительный ныне образ земноводного служил символом первого луча Света, изошедшего из бездн божественной Тайны. Какие только образы для него ни подбирали и в каких только природных символах его ни изображали, его, проходящего сквозь эоны Времени, исходящего из самогó бесконечного времени — Калы — и распадающегося на пространство и время, продукты человеческого умозрения. Это были образы космические и астрономические, теистические и пантеистские, абстрактные и вполне конкретные. То это был полярный дракон, то Южный Крест, то Alpha Draconis великой пирамиды, то индуистско-буддийский дракон, вечно грозящий проглотить солнце во время затмений и вечно отпускающий его на свободу. В самом начале дерево оставалось вечно зелёным, ибо орошалось водами жизни, а дракон был вечно-божественным, пока оставался в пределах небесных полей.
Но дерево росло, и вот его нижние ветви уже коснулись инфернальных областей — нашей земли. И тогда великий змей Нидхёгг — тот самый, что глодает трупы злодеев в "чертоге страдания" (человеческой жизни), едва они попадают в Хвергельмир, бурлящий котёл (людских страстей), — стал подтачивать мировое дерево. Когда-то здоровые и могучие, корни его покрылись червями материальности, которые теперь поднимаются по его стволу всё выше и выше, а змей Мидгард,[13] свернувшись на дне морей в кольцо вокруг земли, своим ядовитым дыханием лишает её сил для самозащиты.
Эти драконы и змеи древности всегда имеют семь голов — "по одной голове для каждой расы, а каждая голова покрыта семью волосами", как говорится в преданиях. Действительно, мы это наблюдаем, начиная с Ананты — змея вечности, несущего на себе Вишну сквозь наступившую манвантару, — и с первозмея Шеши, семь голов которого в фантазии пуран превращаются в "тысячу голов",[14] и кончая семиголовым змеем аккадцев.
Так символизируются семь принципов всей природы и человека, и наивысшая, средняя, голова и является седьмой. И когда Филон в своём "Сотворении мира" говорит о том, что мир был окончательно сотворён "в соответствии с совершенной природой числа шесть",[15] то он вовсе не имеет в виду моисееву еврейскую субботу. Ибо,
"когда тот разум (нус), который в согласии с седмицей является священным, входит в душу (точнее, в живое тело — Е.П.Б.), тем самым прекращается действие числа "шесть", как и всего смертного сущего, сотворённого этим числом".[16]
Или вот ещё:
"Число 7 есть праздник для всей земли, это день рождения мира. Не знаю, все ли способны воздать должное числу 7, как оно того заслуживает".[17]
По мнению автора "Генезиса природы",
"та семерица звёзд, которую мы наблюдаем в виде Большой Медведицы (Септарши), и образ семиглавого Дракона послужили наглядным образцом для вышеуказанной символической семерицы времени. Богиня семи звёзд
являлась матерью времени, Кеп, откуда происходят и названия для двойки и семёрки: кепти и себти. Сотис уже самим своим названием указывает на то, что это звезда Семи. Имя сына богини, Севеха (Крона), значит "семь" или "седьмой". Точно так же, как и Сефех Абу, которая строит свой дом в высоком месте, а Премудрость (София) — на семи столбах . . . Первоначальных кронотипов было семь, и, таким образом, возникновение времени на небесах связано с семёркой и со словом "семь", что мы наблюдаем на примере семи звёздных светил. Своим ежегодным обращением на небосклоне эти семь звёзд явно указывают нам на описываемый ими круг на верхнем и нижнем небе.[1] Число семь естественным образом подсказало и семеричный способ измерения, положив тем самым начало принципу семеричности, а также обозначению и изображению круга с соответствующими семью участками, посвящёнными семи великим созвездиям, и породив, таким образом, небесный гептаномис[18] Египта. . . .
Когда же звёздный гептаномис был разбит и поделён далее на четыре сектора, то оказался помножен на четыре, и место первоначальных семи созвездий заняли двадцать восемь знаков, в результате чего появился лунный 28-дневный зодиак.[2] . . .
В китайской системе эти четыре по семь знаков посвящены четырём гениям, начальствующим над четырьмя странами света (в буддизме и эзотерике Китая эти гении изображаются в виде четырёх драконов — в стансах они выведены в образе "Махараджей" — Е.П.Б.) . . . Семь северных созвездий составляют "чёрного воина", семь восточных (в Китае — осенних) созвездий — "белого тигра", семь южных — "красную птицу", а семь западных (весенних) — "лазоревого дракона".[19] Каждый из этих четырёх духов управляет своим гептаномисом в течение одной лунной недели. Прародитель самого первого гептаномиса (Тифон Семи Звёзд) отныне приобрёл лунный характер; . . . в этой фазе мы обнаруживаем богиню Сефех (её имя обозначает число семь), которая выступает в качестве женского аспекта Слова, Логоса, заменив собою мать времени, которая была прежним Словом в качестве богини Семи Звёзд" ("Typology of Time", Vol. II. p. 313, Nat. Gen.).[20]
Как показывает автор, именно эта богиня Большой Медведицы, мать времени, и выступала в Египте с древнейших времён в качестве "живого Слова", а
"Севех-Крон, символически изображавшийся в виде крокодила-дракона, то есть в предпланетной форме Сатурна, именовался её сыном и супругом; он был её Словом-Логосом" (там же, p. 321, Vol. I.).[21]
Всё это совершенно ясно и понятно, но не одно лишь знание астрономии породило у древних принцип семеричности. Главная причина лежит гораздо глубже, и мы объясним её в соответствующем месте.
Вышеприведённые цитаты ничуть не уводят нас в сторону от нашего основного вопроса. Они приведены здесь постольку, поскольку объясняют, (а) почему любой посвящённый, достигший высшей степени посвящения, именовался "драконом", "змеем", "нагом", и (б) что наш семеричный принцип использовался жрецами уже в эпоху древнейших египетских династий по той же самой причине и на том же самом основании, по которым мы применяем его сегодня. Эта мысль требует некоторого пояснения.
Как мы уже указывали, то, что Дж. Мэсси называет гениями четырёх стран света, а китайцы — "чёрным воином", "белым тигром",
[1] По той же самой причине и человек подразделяется на семь принципов, так как они описывают аналогичный круг в высшей и низшей природе человека.
[2] Таким образом, именно семеричный принцип оказывается древнейшим и предшествующим принципу четверичности. Именно он лежит в основании всей системы классификации, возникшей в архаичные эпохи.
"красной птицей" и "лазоревым драконом", в сокровенных книгах именуется "четырьмя тайными драконами мудрости" и "небесными нагами". Далее, как мы увидели, этот семиглавый или семеричный дракон-Логос с течением времени, так сказать, распался на четыре гептаномических части или на двадцать восемь участков. Каждая неделя лунного месяца обладает своим ярко выраженным оккультным характером и каждый из двадцати восьми дней имеет свои особенные свойства, поскольку каждое из двенадцати созвездий — и порознь, и в сочетании с другими знаками — оказывает какое-то оккультное влияние, как благоприятное, так и неблагоприятное. Такова вся сумма знаний, которые человек может получить на земле. Но обретают их лишь единицы, и ещё меньше число тех мудрецов, которым удаётся дойти до корня этих знаний, получивших название великого корневого дракона — духовного Логоса этих видимых всем знаков. И те, кому это удаётся, получают звание "драконов" — они становятся "архатами четырёх истин в 28 областях (способностях)". Именно так они всегда и именуются с древнейших времён.
Как утверждали александрийские неоплатоники, для того чтобы стать настоящим халдеем, то есть магом, человек должен овладеть знанием периодов властвования семи ректоров (правителей) мира, в которых и заключена вся премудрость.
У Прокла в "Комментарии к "Тимею" (кн. 1) Ямвлиху приписывается ещё одна версия приведённого утверждения, которая, однако, не меняет смысла. По словам Ямвлиха,
"ассирийцы сохранили не только записи о двадцати семи мириадах лет, как об этом свидетельствует Гиппарх, но и знание обо всех апокатастазах и периодизацию семи правителей мира". [22]
Легенды, бытующие у всех народов и племён мира, как у цивилизованных, так и диких, указывают на одну когда-то всеобщую веру в великую мудрость и познания змей. Они — "чародеи". Одним своим взглядом они способны загипнотизировать птицу, да и на самого человека они очень часто оказывают сверху такое чарующее воздействие, которого сам он не ощущает, так что символ для них выбран вполне подходящий.
В Египте драконом выступал крокодил. Этот символ имел двойной смысл, обозначая небо и землю, солнце и луну, и в силу своей двойственной земноводной природы крокодил считался священным животным Осириса и Исиды. Как пишет Евсевий, египтяне изображали солнце в виде кормчего корабля, а крокодил нёс этот корабль на себе,
"дабы указать на движение солнца во влаге (в пространстве)" (Prepar. Evang., 1, 3, c. 3).[23]
Кроме того, крокодил являлся символом и самого Египта — нижнего, как наиболее болотистого.
Алхимики же предлагают другое толкование. По их словам, солнце, движущееся в корабле по эфиру Пространства, — это материя герметиков, то есть принцип, основа золота. Другими словами, это — солнце философов, а вода, в которой плывёт крокодил, — та же материя, но лишь переведённая в жидкое состояние. Наконец, сам корабль изображает из себя такой природный носитель, такое природное "судно", в котором кормчим выступает принцип серы, огненное начало, символически представленное в виде солнца, так как именно солнце
выполняет всю работу, воздействуя на влагу, то есть ртуть. Но вышесказанное относится только к алхимикам.
Олицетворением и символом зла, и соответственно дьявола, змей становится только в средние века. Первые христиане — за исключением гностиков-офитов — говорили о двойном Логосе: о добром и злом змее, об Агатодемоне и Какодемоне. Об этом свидетельствуют сочинения и Марка, и Валентина и многих других гностиков, и в особенности "Пистис София" — документ, несомненно, восходящий к первым векам христианства.
На мраморном саркофаге гробницы, обнаруженной в 1852 году близ Порта Пиа, изображена сцена поклонения волхвов, "или же", как отмечает покойный Ч.В. Кинг в своих "Гностиках"[24], "прототип этой сцены — рождение нового солнца". На мозаичном полу был выложен любопытный рисунок, который мог изображать либо (a) Исиду, кормящую грудью младенца-Гарпократа[25], либо (б) Богоматерь, кормящую младенца-Иисуса.
В малых саркофагах, окружающих большой, были найдены одиннадцать свинцовых пластин, свёрнутых в виде свитков. Три из них были расшифрованы. Их содержание должно дать окончательное решение весьма каверзного вопроса, поскольку, судя по ним, либо первые христиане вплоть до VI века оставались чистейшими язычниками, либо вся христианская догматика — и солнце, и дерево, и змей, и крокодил, и всё остальное — была целиком заимствована христианской церковью.
"На первой пластине мы видим Анубиса . . . протягивающего свиток; у его ног располагаются две изображённые по пояс женские фигуры, а в самом низу — две змеи . . . обвивают мёртвое тело, спелёнутое, как мумия. На втором свитке . . . Анубис . . . протягивает крест, "символ жизни". У его ног лежит тело покойного, несколько раз обвитое гигантским змеем, Агатодемоном, охранителем усопших. . . . . На третьем свитке . . . Анубис держит в руке нечто, похожее на . . . правильный латинский крест . . . У ног бога изображён некий ромбоид, египетское "мировое яйцо", к которому крадётся свернувшийся в кольцо змей. . . . Под женскими поясными фигурами стоит буква ω, повторяющаяся в строке семь раз, напоминая одно из "имён" . . . Чрезвычайно примечательна также строка, состоящая из букв, очевидно пальмирских, и идущая поверх ног первого Анубиса. Что же касается изображения змея, то, если предположить, что эти талисманы относятся не к культу Исиды, а к более позднему вероучению офитов, то он вполне может обозначать того "змея истины и совершенства", который "выводит души всех верящих в него из Египта (тела) через Красное море (смерть) в Землю обетованную, спасая их на этом пути от змеев пустыни, то есть от правителей звёзд" (King's "Gnostics", p. 366.)[26]
Вот этот "змей истины и совершенства" и есть тот самый бог с семибуквенным именем, который сегодня отождествляется с Иеговой, а Иисус считается "единым с ним". Согласно "Пистис Софии" — произведению, гораздо более раннему, чем "Откровение" Св. Иоанна, и явно принадлежащему к той же школе, — к этому-то богу с именем из семи гласных и направляет Христос кандидата в посвящение.
Как сказано в "Откровении",
"Семь громов проговорили" (змей семи громов проговорил — Е.П.Б.)
эти семь гласных звуков, "но голос с неба сказал: "Скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего".[27]
"Ищете ли вы этих тайн?" — вопрошает Иисус в "Пистис Софии". "Нет тайны более восхитительной, чем они (семь гласных звуков): ибо приведут они души ваши к свету светов " — то есть к истинной премудрости. "Нет поэтому ничего более восхитительного, чем тайны, которых вы ищете, за исключением тайны семи гласных и их сорока девяти сил, и чисел оных". [28]
В Индии это была тайна семи огней и их сорока девяти огней или аспектов, или "чисел оных", что то же самое.
Эти семь гласных звуков представлены в знаках свастики, изображённых на коронах, которыми увенчаны семь голов змея вечности в эзотерическом буддизме Индии, в Египте, в Халдее и т.д. и т.д., а также среди посвящённых любых других стран.
Согласно же сочинениям герметиков, в каждой из семи областей посмертного восхождения "смертный" оставляет по одной из своих "душ" (принципов), пока не достигает плана, расположенного выше всех областей, где и остаётся в качестве великого бесплотного змея абсолютной мудрости — то есть в качестве самого Божества.
В сокровенных учениях образ семиглавого змея несёт в себе немало значений. Это и семиглавый дракон, каждая голова которого олицетворяет одну из звёзд Малой Медведицы, но преимущественно он понимался как змей тьмы (т.е. как непостижимый и необъяснимый), семь голов которого символизировали семь логосов, отражений единого и первого проявленного света — мирового Логоса.
———————
Разумеется, символический смысл этой фразы, в каких бы разнообразных формах он ни выражался, несёт в себе чрезвычайно опасный заряд богоборчества, с точки зрения всех позднейших дуалистических религий — точнее, богословий — и особенно в свете христианства. Тем не менее, было бы одинаково и несправедливо, и некорректно утверждать, будто именно христианство придумало и произвело на свет сатану. В качестве некоего "врага", некой противостоящей силы, необходимой для поддержания равновесия и гармонии вещей в природе — как тень, усиливающая яркость света; как ночь, подчёркивающая особость дня; как холод, заставляющий человека ещё выше ценить всю благотворность тепла, — сатана существовал всегда. Однородность едина и неделима. Но, если однородный единый абсолют не является всего лишь фигурой речи и если разнородность в своём двойственном аспекте им самим и порождена, будучи его собственной раздвоенной тенью или отражением, то тогда уже сама эта божественная однородность должна содержать в себе эссенцию
как добра, так и зла. Если "Бог" есть абсолют, бесконечность и мировой корень всего и вся в природе и вселенной, то откуда же ещё может происходить зло (Evil), или D'Evil,[30] как не из всё той же "золотой утробы" абсолюта? Значит, мы должны либо согласиться с идеей прорастания добра и зла, Агатодемона и Какодемона, из ствола одного и того же древа бытия, либо должны прийти к нелепому предположению о существовании двух вечных абсолютов!
Если уж мы вынуждены возводить происхождение этой идеи к самым истокам человеческого ума, то просто по долгу справедливости мы обязаны воздать должное даже этому пресловутому дьяволу, посвятив ему несколько строк.
Древность не знала никакого отдельного, всецело и абсолютно дурного "бога зла". Язычники мыслили добро и зло как двух близнецов-братьев, родившихся от одной матери — природы. Едва эта мысль перестала быть архаичной, как, в свою очередь, и премудрость обратилась в философию. Вначале добро и зло символически изображались в виде чистых абстракций — как свет и тьма. Затем образы для них стали отбираться из числа самых естественных и бесконечно повторяющихся космических явлений — таких, как день и ночь, солнце и луна. Позже их стали изображать в виде воинства солнечных и лунных божеств, и дракону тьмы теперь стал противостоять дракон света (см. том I, стансы V и VII).
Воинство сатаны — это такие же сыны Божии, как и воинство б'ней Элима,[31] это дети Божии, пришедшие "предстать пред Господа", отца своего (см. Иов, 2). "Сыны Божии" превратились в "падших ангелов" только после того, как они "увидели дочерей человеческих, что они красивы" (Быт., 6). В индуистской философии суры, самые первые и светлейшие боги, становятся асурами и теряют свой высокий ранг лишь по воле фантазии браминов.
Сатана никогда не принимал индивидуализированного человекоподобного образа до тех самых пор, пока человек не сотворил себе "единого живого личного Бога", но и тогда сатана возник в своём характерном образе лишь в силу острейшей необходимости. Возникла потребность в некой ширме, понадобился некий козёл отпущения, чтобы как-то объяснить жестокость, заблуждения и откровенную несправедливость, совершаемые тем, кто должен был бы воплощать абсолютное совершенство, милосердие и доброту.
Таково было первое кармическое последствие отречения от философии и логики пантеизма и сооружения на их месте, в виде подпорки для лодыря-человека, образа "милосердного отца небесного", ежедневные и ежечасные дела которого в качестве Natura naturans[32], — "матушки прекрасной, но твердокаменной"[33] — опровергают все первоначальные представления о нём. Так возникли первые пары близнецов: Осирис-Тифон, Ормазд-Ахриман и, наконец, Каин-Авель и tutti quanti[34] пары противоположностей.
Возникнув как синоним природы, "Бог", Творец, превратился в её автора. Паскаль нашёл для этого противоречия очень ловкое разрешение:
"Природа имеет совершенства, свидетельствующие, что она образ Божий, и имеет недостатки в доказательство того, что она не более как образ".[35]
Чем глубже погружаемся мы во тьму доисторических
эпох, тем более философским предстаёт перед нами прообраз того, кому впоследствии суждено было стать сатаной. Самый первый "враг", выведенный в индивидуализированном человеческом образе, которого мы встречаем в древней пуранической литературе, — это один из её величайших риши и йогинов, Нарада, имеющий прозвище "подстрекатель".
При этом он является брахмапутрой, то есть сыном Брахмы, и выступает в мужском образе. Но о нём чуть позже. Кто же таков этот великий "искуситель" на самом деле, станет понятно, если мы, сохраняя должную широту мысли и непредвзятость, поищем его в любой древней космогонии и в любом писании.
Это антропоморфизированный демиург, творец неба и земли, когда он обособляется от коллективного воинства своих сотворцов, которых он как бы представляет и синтезирует в своём лице. Это уже Бог богословов. "Мысль рождается из желания". Этот некогда философский символ, оставленный на произвол извращённой человеческой фантазии, впоследствии переплавился в образ злобного искусителя, коварного и ревнивого Бога.
Поскольку о драконах и прочих падших ангелах речь у нас пойдёт в других разделах этой книги, то здесь достаточно будет сказать несколько слов о злостно оклеветанном сатане. Изучающему Тайное учение следует хорошо запомнить, что и по сей день у всех (за исключением христианских) народов дьявол — это сущность, представляющая собой противоположный аспект так называемого Творца в его (Творца) двойственной природе, и не более того. И в этом нет ничего неестественного. Невозможно сначала объявлять Бога синтезом вселенной, всесущим, всезнающим и бесконечным, а затем отделять его от зла. Поскольку в мире больше зла, чем добра, то сама логика заставляет нас сделать вывод о том, что Бог должен либо включать зло в себя, либо выступать его прямой причиной, либо отказаться от притязаний на абсолютность. В древности это понималось так ясно, что тогдашние философы — а вслед за ними и сегодняшние каббалисты — определяли зло как подкладку Бога или Блага: так что выражение Demon est Deus inversus уходит корнями в глубокую древность.
В самом деле, зло — это лишь противоборствующая слепая сила природы, это реакция, оппозиция и контраст: зло для одних есть благо для других. Не существует malum in se[36]: это лишь тень света, без которой не мог бы существовать и сам свет, даже для наших органов чувств. Если бы на земле исчезло зло, то с ним вместе должно было бы исчезнуть и благо.
Прежде, чем стать материей, "древний дракон" был чистым духом, и прежде, чем стать активным, он был пассивным. В сирийско-халдейской магии оба, и Офис, и Офиоморфос,[37] включались в зодиак, в знак андрогина Девы-Скорпиона. До своего падения на земле "змей" был Офисом-Христосом, а после падения он стал Офиоморфосом-Хрестосом.
Во всех рассуждениях каббалистов зло выступает как некая сила, с одной стороны противоборствующая благу, но одновременно и неотъемлемая от блага, как то, что питает благо жизненной силой и придаёт ему самостоятельное бытие, что в противном случае было бы невозможно. Жизнь (в маявическом смысле) была бы невозможна без смерти, а возрождение и восстановление — без разрушения. Погибли бы растения, если бы они всё время оставались на свету под солнцем. Погиб бы и сам человек, превратившись в некий автомат, не обладай он свободой воли и тягой
к этому солнечному свету, который перестал бы для него существовать и иметь какое-то значение, если бы не было ничего, кроме этого света. Благо обретает бесконечность и вечность лишь в том, что скрыто от нас, и потому мы воображаем его вечным. На проявленных планах одно уравновешивает другое.
Среди теистов и людей, верящих в личного Бога, лишь единицы не превращают сатану в тень Бога или, смешивая одного с другим, не считают себя вправе молиться этому идолу, испрашивая у него помощи и защиты ради безнаказанного совершения своих жестоких злодеяний. Миллионы христиан, произнося в своём сердце слова: "И не введи нас во искушение", обращаются ежедневно к тому, кто есть "отче наш, сущий на небесах", а не дьявол. Они делают это, повторяя те самые слова, которые были вложены в уста их Спасителя, и при этом даже не задумываются над тем, что смысл этих слов прямо опровергается "братом Господа нашего" Иаковом:
"В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого" (1 Иак. 1, 13).
Но зачем же утверждать, будто искушение исходит от дьявола, если церковь от имени Христа учит, что делается-то это самим же Богом? Откройте любую книгу, в которой тот или иной благочестивый автор даёт определение слову "искушение" в богословском смысле, и вы тут же найдёте два определения: (1) "Скорби и печали, которыми Бог испытывает свой народ"; (2) Богатства и соблазны, используемые дьяволом для того, чтобы заманивать и завлекать человечество в свои сети (1 Иак. 2, 12, и Матф. 6, 13).[38] Если понимать слова обоих буквально, то получается, что два этих учения, Христа и Иакова, противоречат друг другу, и какая же догма способна примирить их между собой, если не принимать в расчёт оккультный смысл их слов?
Выбирая между этими двумя способами обольщения, мудр будет тот философ, которому удастся точно определить, где исчезает Бог, чтобы уступить своё место дьяволу! Поэтому, когда мы читаем о том, что "Дьявол есть лжец и отец лжи",[39] то есть воплощённая ложь, и тут же мы слышим, что сатана — дьявол — это сын Божий[40] и самый прекрасный из его архангелов, мы предпочитаем не верить словам о том, что Отец и Сын есть гигантское олицетворение вечной лжи, и почитаем наилучшим для себя обратиться за сведениями к пантеизму и философии языческой.
Но едва только в руках у нас окажется ключ к Книге Бытия, как эта тайна тут же откроется нам через знания и символы каббалы. Окажется, что великий змей эдемского сада и "Господь Бог" неотличимы друг от друга, а Иегова и Каин представляют собой одно и то же лицо — тот самый Каин, которого богословие называет "убийцей" и лжецом пред Богом! Иегова искушает царя израильского, чтобы тот пересчитал свой народ,[41] но с таким же искушением в другом месте подступает к царю и сатана.[42] Иегова превращается в ядовитых змеев, чтобы жалить всех тех, кем он недоволен, и Иегова же оживляет медного змея, который их исцеляет.[43]
Эти краткие и на первый взгляд противоречивые сообщения Ветхого Завета (противоречивые в силу того, что две эти силы обособляются друг от друга, а не рассматриваются как две стороны одной и той же медали) перекликаются
— пусть и искажённые до неузнаваемости экзотерическим учением и богословием — с общемировыми и философскими концепциями природы, так прекрасно понимаемыми древними мудрецами. Тот же самый фундамент мы усматриваем и под целым рядом персонифицированных образов в пуранах, но только более обширный и философски насыщенный.
Так, Пуластья — один из самых первых "сынов Божиих" — изображается прародителем демонов, ракшасов,[44] которые искушают и пожирают людей. Пишача (демон в женском обличье)[45] также является дочерью "сына Божия", Дакши, и считается матерью всех пишачей ("Падма-пурана"). Все демоны, выведенные в пуранах, если посмотреть на них глазами европейца и через призму ортодоксальных представлений об этих существах, оказываются дьяволами чрезвычайно необычными, так как все они — данавы, дайтьи, пишачи и ракшасы — изображены чрезвычайно богобоязненными, выполняющими все заветы вед, а некоторые из них являются даже величайшими йогинами. При этом, однако, они выступают против духовенства и обрядности, жертвоприношений и формальностей — то есть делают как раз то, чем занимаются самые почитаемые в Индии йогины и по сей день — и от этого уважение к ним нисколько не ослабевает, хотя им и позволяют отступать от кастовых и ритуальных норм. Вот почему все эти исполины и титаны в пуранах называются дьяволами.
Миссионеры, только и ждущие удобного случая, чтобы представить индуистские традиции всего лишь как отзвук еврейской Библии, написали целый роман, подчёркиваяа существующую якобы идентичность Пуластьи и Каина и указывая на сходство между ракшасами и каинитами, "про́клятыми", как на причину Ноева потопа (см. сочинение аббата Горресио, который, "исследуя" этимологию имени Пуластья, приходит к выводу, что оно означает "отверженный" — вот вам и готовый Каин).[46] Пуластья живёт в Кедаре, что, по словам аббата, означает "выкопанное место", копь, а Каин, согласно традиции и Библии, и есть первый металлург и рудокоп![47]
Очень может быть, что библейские гибборим (исполины) — это и есть индуистские ракшасы, но есть ещё более веские основания считать и тех, и других атлантами, то есть представителями погибших в водах океана рас.
Как бы то ни было, но по упорству в распространении клеветы на своих противников, по злобе и ненависти ни один сатана не может сравниться с христианскими богословами, поносящими его как источника всякого зла. Сравните их брань в адрес дьявола с философскими воззрениями мудрецов пуран и их христианской кротостью. Когда Парашара[48], отец которого был съеден ракшасом, уже готов истребить (с помощью магии) весь их род, к нему обращается его дед Васишта со словами, исполненными глубокого смысла. Он показывает разгневанному мудрецу — как тот рассказывает об этом впоследствии, — что есть лишь зло и карма, а "злых духов" не существует. "Пусть смягчится гнев твой", — говорит он ему.
"Нет в том никакой вины ракшасов, и смерть отца твоего есть лишь действие кармы. Гнев — страсть глупцов, и он не подобает мудрому. Так кто же, спрашивается, несёт гибель человеку? Каждый пожинает плоды собственных деяний. Гнев, сын мой, несёт в себе
уничтожение всего, чем обладает человек . . . и мешает ему достичь освобождения. Мудрый сторонится гнева. Не поддавайся, дитя моё, его влиянию. Да не будут погублены безвинные духи тьмы, и да окончится жертва твоя. В милосердии — сила праведника" ("Вишну-пурана", кн. I, гл. I).
Таким образом, любая такая "жертва" или возносимая Богу молитва о помощи есть не что иное, как акт чёрной магии. В своей молитве Парашара просил об истреблении духов тьмы, о личном мщении. А такой человек именуется язычником, и по этой причине он обречён христианами на вечные адские муки. Так чем же лучше него все эти монархи и военачальники, которые перед каждым сражением молят Бога о гибели своих врагов? Молитва такого рода, в любом случае, — это самая что ни на есть чёрная магия, спрятанная, как демон мистер Хайд, под притворно-благочестивой внешностью доктора Джекиля.
В природе человека зло указывает лишь на существование противоположности между материей и духом, на борьбу за существование, ведущуюся между двумя проявленными в пространстве и времени началами — началами, которые суть одно и то же per se, коль скоро оба они коренятся в абсолюте. Всё в космосе должно быть уравновешено. Действие этих двух противоположностей порождает гармонию. Это как центробежная и центростремительная силы, которые не могут существовать друг без друга — они взаимообусловлены — "для того чтобы жила и та, и другая". Прекратится действие одной — и действие другой тут же обретёт саморазрушительный характер.
Поскольку образ, известный под именем сатаны, уже был подробно проанализирован во всех его трёх аспектах — с точки зрения Ветхого Завета, с позиций богословия и через призму образа древнеязыческого мышления, — то мы предлагаем всем интересующимся этим вопросом обратиться к "Разоблачённой Исиде" (т. II, гл. X), а также к отдельным разделам этой книги (том II, часть II).
Обратиться к этому вопросу ещё раз и попытаться представить по нему дополнительные разъяснения здесь нас побудила одна очень важная причина. Прежде чем мы сможем подойти к вопросу эволюции человека физического и человека божественного, мы вначале должны глубоко разобраться в идее циклической эволюции, познакомиться с философиями и верованиями, возникшими в эпохи предыдущих четырёх рас, и узнать, каковы были идеи, выдвинутые этими титанами и исполинами — действительно исполинами, и с точки зрения их ментальности, и с точки зрения их физической организации.
Вся эпоха античности была пропитана философским учением, согласно которому происходит инволюция (свёртывание) духа в материю, последовательное, циклическое нисхождение наряду с активной эволюцией (развёртыванием) самосознания. Александрийские гностики довольно подробно раскрыли тайну посвящений, и в их сочинениях повсюду говорится о "скатывании эонов",[49] понимаемых одновременно и как ангельские существа и как временны́е периоды: одно предполагало естественную эволюцию другого.
С другой стороны, восточные предания, бытовавшие по обе стороны от "чёрных вод" — океанов, разделяющих друг от друга два востока — также полны иносказаний о падении плеромы, о падении богов и дэв. Все, как один, они описывали и толковали это падение как
желание обрести знание — знать. Это было естественным следствием ментальной эволюции, трансформации духовного в материальное, физическое. Тот же самый закон нисхождения в материальность и обратное восхождение в духовность дал о себе знать и в христианскую эпоху, и реакция на него прекратилась лишь теперь, в эпоху нашей собственной, особой субрасы.
То, что, вероятно, десять тысячелетий тому назад, было выведено в "Поймандре" как рассказ, подлежащий тройной интерпретации и задуманный как описание некоего астрономического, антропологического и даже алхимического явления, а именно: иносказательное повествование о семи небесных ректорах, прорывающихся сквозь семь колец огня,[50] то, по сути дела, сжалось до одной-единственной материально-антропоморфической интерпретации — восстания и падения ангелов.
Этот многозначный, глубоко философский рассказ, который в поэтичной форме повествует о "брачном союзе неба и земли", о любви природы к божественной форме и о "небесном человеке", влюбившемся в красоту собственного отражения в природе[51] — то есть о притяжении духа в материю, — теперь, под рукой богословов, превратился в рассказ о том, как "семь ректоров ослушались Иегову, их самолюбование породило в них сатанинскую гордыню, следствием чего стало их падение, поскольку Иегова позволял поклоняться только ему одному и никому больше".
Одним словом, прекрасные планетарные ангелы, эти славные циклы эонов древних философов, синтезировались отныне в самом ортодоксальном образе талмудического вождя демонов, Самаэля, "огромного двенадцатикрылого змея, увлёкшего в своём падении за собой всю солнечную систему, то есть титанов".[52]
Однако alter ego и прототип Самаэля у сабиев, Шемаль, в своём философско-эзотерическом аспекте обозначал "год", представленный в астрологическом аспекте зла, а его крылья, то есть двенадцать месяцев этого года, служили символом неотвратимых зол в природе. В эзотерической же теогонии (см. Хвольсон, "Набатейское земледелие", т. II, с. 217) каждый из них — и Шемаль, и Самаэль — представляли собой отдельное божество.[53] У каббалистов они предстают в виде "духа земли" — личного бога, управляющего ею и de facto идентичного Иегове.
Действительно, как признают сами же талмудисты, Самаэль[54] — это божественное имя одного из семи элохимов.[55] Кроме того, каббалисты символически изображают и Шемаля, и Самаэля в образе Сатурна, Крона,[56] а его двенадцать крыльев обозначают двенадцать месяцев, и этот символ в своей совокупности изображает расовый цикл. Но одним и тем же глифом обозначались и Иегова, и Сатурн. А это, в свою очередь, позволяет нам сделать один очень любопытный вывод, вытекающий из римско-католической догматики.
Целый ряд известнейших авторов, принадлежащих к латинской церкви, признают необходимость чёткого разграничения между титанами Урана — допотопными исполинами (также титанами) — и теми послепотопными гигантами, в которых они (католики) хотят видеть потомков мифического Хама.[57] Проще говоря, необходимо ясно различать, с одной стороны, первозданные космические противодействующие силы, подчиняющиеся закону циклов, то есть человеческих гигантов-атлантов, а с другой — уже послепотопных великих адептов как
правой, так и левой руки. Но одновременно с этим они утверждают, что Михаил, "архистратиг сражающегося воинства небесного, телохранитель Иеговы", как будто тоже похож (см. де Мирвиля) на титана, но только к его имени добавляется прилагательное "божественный".
Таким образом, эти Ураниды, которые всегда именуются "божественными титанами" и которые восстали против Крона (Сатурна), а значит, обозначили себя врагами Самаэля (также одного из элохимов и синонимичного Иегове в своей совокупности), идентичны Михаилу и его воинству. Одним словом, все поменялись ролями, все мятежники смешаны в одну кучу, и ни один исследователь не может уже ясно понять, кто есть кто.
Эзотерическое прочтение способно, однако, внести ясность во всю эту кашу, в которой Иегова представлен Сатурном, а Михаил вместе со всем своим воинством превратился в сатану[58] и восставших ангелов — кашу, возникшую в результате опрометчивых попыток некоторых излишне рьяных верующих усматривать дьявола в любом языческом боге. Подлинный же смысл этого предания имеет гораздо более глубокий философский смысл, а легенда о первом "грехопадении" (совершённом ангелами), при правильном её понимании, обретёт вполне научную окраску.
Крон — это символ бесконечной (а следовательно, и неподвижной, застывшей) продолжительности, не имеющей ни начала, ни конца и находящейся вне измеряемого времени и вне всякого пространства. Эти "ангелы", гении, или дэвы, которые были произведены на свет для того чтобы действовать в условиях пространства и времени (т.е. они должны были, пройдя через семь кругов наддуховных планов, пробиться в феноменальные, то есть в строго очерченные надземные области), аллегорически выведены в образе мятежников, восставших против Крона и поднявших оружие против единственного (тогда) живого и наивысшего Бога.
Когда же Крон, в свою очередь, изображается в образе мучителя, оскопившего собственного отца, Урана, то смысл этого действия очень прост: абсолютное время преобразуется в конечное и условное, от целого отделяется его частица, и мы наблюдаем трансформацию отца богов, Сатурна, переходящего из состояния вечной продолжительности в некий ограниченный временной период. Крон своим серпом скашивает все временные циклы — даже самые наидлиннейшие и (с нашей точки зрения) как бы бесконечные, но при всём при этом вполне ограниченные в вечности, — и этим же самым серпом он разит самых сильных из поднявшихся против него бунтовщиков. Да, никому нет спасения от этого серпа Времени! И неважно, будем ли мы хвалить богов или бога или хулить их, но серп этот не дрогнет ни на миллионную долю секунды в своём восходящем или нисходящем движении.
Образы титанов в гесиодовской "Теогонии" списаны с индийских сур и асур. Этих гесиодовских титанов, Уранидов, когда-то насчитывалось всего шесть,[59] но, как оказалось недавно, их было семь — седьмого звали Форегом, как это следует из одного фрагмента, связанного с греческим мифом.[60] И это полностью подтверждает их идентичность семи ректорам.
Следы "небесной войны" и грехопадения ангелов, с нашей точки зрения, неизбежно приводят нас в Индию, и возникли эти предания задолго до появления аналогичных повествований в пуранах. В самом деле, рассказ о тарамайе[61] возник значительно позже, и существуют три рассказа, повествующих о трёх различных войнах, следы которых сохранились в космогониях практически всех народов.
Первая война случилась в незапамятной древности между богами и (а)-сурами и длилась целый "божественный год".[62][1] В тот раз верх над божествами одержали дайтьи во главе с Храдой. Затем с помощью хитроумной уловки, придуманной Вишну, к которому боги обратились за поддержкой,[63] последние разгромили асур.
В "Вишну-пуране" ничего не говорится о том, что между этими двумя войнами пролегал большой промежуток времени. Согласно же эзотерическому учению, одна война разразилась ещё до того, как началось строительство солнечной системы; другая, на земле, — при "сотворении" человека, а третья "война" — в конце эпохи 4-й расы, и происходила она между адептами 4-й и 5-й рас, то есть между посвящёнными "Священного острова" и колдунами Атлантиды.
Пытаясь отделить друг от друга два рассказа, нарочно сплетённых воедино, мы должны отметить первый случай противоборства, о котором рассказывает Парашара. Как следует из этого рассказа, пока дайтьи и асуры выполняли все свои обязанности в точном соответствии с их разрядами (варнами) в иерархии, и пока они следовали путём, предписываемым священным писанием, применяя в том числе и практику религиозного покаяния[64] (странное занятие для демонов, если считать их идентичными нашим дьяволам), боги были не в силах одолеть их.
Весьма любопытны молитвы, с которыми боги обращались к Вишну, так как в них отчётливо отражены идеи, связанные с антропоморфизацией божества. Бежав после своего поражения "к северным берегам "молочного океана" (Атлантического океана)",[2] униженные боги усердно молят "первого
[1] Один "День Брахмы" продолжительностью в 4 миллиарда 320 миллионов лет умножьте на 365! Асуры (демоны, не боги!) тогда были ещё сурами, то есть богами, занимающими в иерархии более высокое положение, чем вторичные божества, даже не упомянутые в ведах. Уже сама продолжительность этой войны указывает и на её значительность, и на то, что упоминаемые в рассказе о ней персонажи представляют собой на самом деле персонифицированные космические силы. Очевидно, что тот обманчивый облик (майямоха), который принял Вишну в "Вишну-пуране", был приписан Будде и дайтьям в последующих интерпретациях древних текстов лишь в религиозно-сектанских целях и по причине odium theologicum[65], если только не считать всё это лишь плодом фантазии самого переводчика Уилсона. Он вообразил также, будто обнаружил аллюзию на буддизм в "Бхагаватгите". Однако К.Т. Теланг сумел доказать, что тот просто-напросто спутал буддистов с древними материалистами чарвака.[66] Если, как утверждает профессор Уилсон, такое указание и существует в "Вишну-пуране", то ни в одной из других пуран его нет, а его перевод "Вишну-пураны" (особенно Книги III, гл. XVIII,[67] где уважаемый востоковед ни с того, ни с сего вводит в повествование Будду и показывает, как тот проповедует буддизм дайтьям), привёл лишь к ещё одной "великой войне" — на этот раз между ним самим и полковником Вэнсом Кеннеди. Последний публично обвинил его в злонамеренном искажении текстов пуран. "Я утверждаю", — писал полковник из Бомбея в 1840 году, — "что ничего из того, о чём говорит профессор Уилсон, в пуранах не содержится . . . И до тех пор, пока будут появляться подобные тексты, я позволю себе неустанно повторять снова и снова, что точка зрения профессора Уилсона о том, что в дошедшем до нас виде пураны якобы представляют собой компиляцию, относящуюся к VIII-XVII векам (по Р.Х.! — Е.П.Б.), строится исключительно на произвольных предположениях и безосновательных утверждениях, и все доводы его, приводимые в подтверждение своей точки зрения, — либо несостоятельны, ошибочны и противоречивы, либо невероятны" (см. "Vishnu Purana", перевод Wilson, под ред. Fitzedward Hall, т. V, Appendix).[68]
[2] Эти слова относятся к описанию третьей войны, т.к. именно в связи с ней и упоминаются земные континенты, моря и реки.
из всех существ, божественного Вишну" и одна их мольба звучала следующим образом:
"Слава тебе, принадлежащему к святым, совершенная природа которых вечно благословенна. . . . Слава тебе, принадлежащему к расе змеев, двуязыкому, неудержимому, жестокосердному, ненасытному в наслаждениях и обладателю несметных богатств. . . . Слава тебе,. . . . о владыка, не имеющий ни цвета, ни протяжённости, ни величины (гана), ни каких-либо других приложимых к тебе качеств, и сущность (рупа) твоя, наичистейшая из чистых, может быть по достоинству оценена лишь святыми Парамарши (величайшими из мудрецов, или риши). Мы склоняемся пред тобою, пребывающим в природе Брахмана, несотворённого, нетленного (авьяя), пребывающим в наших телах и во всех других телах и во всех тварях живых и вне тебя ничто не существует. Мы славим этого Васудэву, владыку всего, который, не имея почвы земной, является семенем всего сущего, он неподвластен разложению, никем не рождён, вечен, обладает сущностью Парамападатмават (наддуховное состояние) и является по своей сущности и субстанции (рупа) совокупностью всего (вселенной)" (Кн. III, гл. XVII, "Вишну-пурана").
Эту цитату мы приводим здесь в качестве иллюстрации того, что пураны открывают широчайший простор для огня злобной и ошибочной критики со стороны любого европейца-фанатика, судящего о чуждой ему религии по её чисто внешней стороне. Любой человек, привыкший подвергать всё, что он читает, вдумчивому анализу, легко заметит несуразность обращения к тому, кого принято считать "неведомым", бесформенным и бескачественным абсолютом и кого ведантисты называют Брахманом, как к "принадлежащему к расе змеев, двуязыкому, жестокосердному и ненасытному", смешивая, таким образом, абстрактное с конкретным и давая определения тому, что лишено всяких ограничений и условностей. Даже доктор Уилсон, столько лет проживший в Индии среди браминов и пандитов и который уж должен был бы разбираться в этих вопросах, — даже этот учёный не упустил возможности упрекнуть индуистские писания на этот счёт. Вот он восклицает: —
"пураны всё время проповедуют несовместимые друг с другом доктрины! В этом месте[1] говорится о том, что Превышний является не просто бездеятельной причиной творения, но выполняет также и функции деятельного провидения. В доказательство этой точки зрения комментатор приводит соответствующий текст из вед: 'Входя в человека, мировая душа управляет всем его поведением". Несуразности, однако, встречаются в ведах столь же часто, как и в пуранах. . . . ."[69]
Но, откровенно говоря, гораздо реже, чем в моисеевой Библии. Тем не менее, в сердце наших востоковедов живёт предвзятость — особенно у тех, кто принадлежит к числу "достопочтенных" учёных. Мировая душа — это не бездеятельная причина творения, то есть (Пара)Брахман, а лишь то, что мы называем шестым принципом, космическим умом, действующим на проявленном плане бытия. Это махат, или махабуддхи, великая душа, носитель духа, самое первоначальное отражение бесформенной причины — той, что находится даже за пределами духа.
[1] В книге I, гл. XVII, повествующей о Прахладе (сыне Хираньякашипу, пуранического сатаны, злейшего врага царя трёх миров Вишну), в сердце которого вошёл Вишну.
Но хватит об этих неуместных колкостях со стороны профессора Уилсона. А вот что касается несуразного, на первый взгляд, обращения поверженных богов к Вишну, то объяснение этому есть, и находится оно в тексте "Вишну-пураны", и востоковедам надо было лишь дать себе труд заметить его.[1] Как учит философия, есть два Вишну: один понимается как Брахма, а другой Вишну имеет два аспекта. Брахман же един: "сущность его составляют пракрити и Дух" и т.д.[70]
А значит, вовсе не Вишну — "бездеятельная причина творения" — выполняет функцию деятельного провидения. Это делает мировая душа, которую Э. Леви называет астральным светом в её материальном аспекте.[71] Вот эта "душа", выступающая в своём двойственном аспекте духа и материи, и представляет собой того самого антропоморфного Бога, о котором говорят теисты. А поскольку такой Бог является персонификацией этого мирового агента-творца, то он одновременно и чист, и нечист в зависимости от характера своего проявления и дифференциации в нашем маявическом мире, воистину — и бог, и дьявол. Но доктор Уилсон не заметил, как сильно Вишну в данном образе напоминает израильского Господа Бога, "особенно в своих действиях, использующих обман, искушение и коварство".
В "Вишну-пуране" это выражено с предельной отчётливостью. Ведь там ясно говорится о том, что
"по завершении своих молитв (стотр) богам явился верховный бог Хари (Вишну — Е.П.Б.), который в руках держал морскую раковину, диск для метания и жезл и сидел верхом на Гаруде"[72].
Как мы покажем в другом месте этой книги, "Гаруда" — это цикл манвантары. А значит, Вишну — это божество, действующее в пространстве и времени, характерный бог вишнуитов (племенной или расовый бог, как он называется в эзотерической философии): он находится в ряду многочисленных дхьяни, богов, элохимов, один из которых по каким-то особым причинам избирался народом или племенем в качестве своего Бога и со временем превращался в "Бога выше всех Богов" (2 Пар. 2, 5), "наивысшего Бога", такого как Иегова, Осирис, Бэл или кто-либо другой из числа семерых регентов.
"Дерево познаётся по плоду",[73] а природа бога — по его действиям. О последних мы можем судить, либо опираясь на мёртвую букву преданий, либо воспринимая их как иносказания. Если сравнить их друг с другом — Вишну, выступающего защитником и поборником поверженных богов, и Иегову, защитника и поборника "избранного" народа (что представляет собой явный антифразис, так как, вне сомнения, евреи сами-то и выбрали себе этого "ревнивого" Бога), — то мы увидим, что оба они в своих действиях идут и на обман, и на коварство. Они исходят из принципа "цель оправдывает средства", а цель их — одержать верх над своими
[1] О непонимании этого очень точно и красиво сказано в славословии йогинов "держателю земли", Брахме (в кн. I, гл. IV "В.-П."), где они произносят следующие слова: "Тот, кому неведом путь благочестивого подвижничества,[74] тот не имеет верного представления о природе мира. Невежествен тот, кто не замечает, что природой нашей вселенной является премудрость, и судит о вселенной лишь как об объекте восприятия — тот заблудился в океане духовного неведения. Тот же, кому ведома истинная премудрость, и ум его чист, тот ясно видит: весь мир наш и знание божественное суть единое целое, единое с тобой, о бог! Будь же милостив, о дух мировой!"
соперниками и врагами — демонами. Таким образом, если (по каббале) Иегова принимает образ змея-искусителя в райском саду, посылает сатану со специальным заданием, чтобы тот искушал Иова, преследует и изводит фараона с помощью жены Аврама, Сары, и специально "ожесточает" фараоново сердце против Моисея, дабы для него (Иеговы) сохранялась возможность наносить "тяжкие удары" по своим жертвам (Быт. 12; Исх.)[75] — то Вишну в своей пуране прибегает к приёмам, столь же недостойным почтенного бога.
Вот о чём молят его поверженные боги:
"Смилуйся над нами, о владыка, и охрани нас, явившихся к тебе за подмогой, от дайтьев (демонов — Е.П.Б.)! Они утвердились в трёх мирах и захватили нашу долю жертвоприношений, при этом стараясь не преступать заповедей Веды. Хотя мы, равно как и они, — часть тебя.[1]. . . . Как и мы, они следуют путями, заповеданными священным писанием. . . . и неможно для нас уничтожить их. Ты же, мудрость коего неизмерима (амейатман), научи нас какой-нибудь хитрости, дабы покончить нам с врагами божьими!
Услышав их мольбы, могучий Вишну испустил из своего тела обманчивый облик (майямоху, "того, кто вводит в заблуждение иллюзией" — Е.П.Б.), отдал его богам и сказал им так: "Этот майямоха собьёт с толку дайтьев, а коли они перестанут следовать путём вед, то тогда их можно будет предать смерти . . . Идите же и не бойтесь ничего. И пусть этот обманчивый образ шествует впереди вас. Сегодня он принесёт вам великую удачу, о боги!"[76]
Затем этот великий морок, майямоха, спустился на землю и увидел, что все дайтьи погружены в аскетическое покаяние. И тогда, приняв образ дигамбары (нагого нищего) с бритой головой, он приблизился к ним и обратился с такими сладкими речами: "О владыки расы дайтьев, отчего дни свои проводите вы в этом покаянье?" и т.д. и т.д. (Кн. II, XVIII[77]).
Наконец майямохе удалось своими лукавыми речами соблазнить дайтьев, аналогично тому, как в конце концов поддалась и Ева на уговоры змея, и они отступили от пути, заповеданного ведами. Вот как это место перевёл доктор Муир: —
"Великому искусителю, вооружённому силой иллюзии, удалось затем с помощью многих других обманных средств сбить с пути истинного и других дайтьев. Очень скоро эти асуры (-даитьи), обманутые искусителем (которым был Вишну — Е.П.Б.), позабыли весь свой прежний уклад жизни, основанный на заповедях трёх вед. Одни стали возводить хулу на веды, другие — на богов, третьи — на обряды жертвоприношений, а прочие — на брахманов. Об этом учении даже говорить — всё равно что бросать слова на ветер, восклицали они. Убийство животных в жертвенных целях не возвысит нас в глазах богов. Одни только дети малые и могут утверждать, будто брошенное в огонь масло будет в будущем поставлено нам в заслугу. . . . И если правда, что убитое ради жертвы животное возносится к небу, то почему бы тогда не начать жертвователям убивать своих же отцов?. . . . Непогрешимые указания не падают, о великие асуры, с небес. И мной, и другими разумными, как и вы сами, существами, в расчёт могут приниматься лишь заповеди, выведенные умом!" Действуя то так, то этак, искуситель (рассудок — Е.П.Б.) смог посеять сомнения в душе у дайтьев. . . . И едва
[1] "Был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана с братьями своими предстать пред Господа" (Иов 2, абисс., эфиопский текст).[78]
вступили они на путь заблужденья, как боги собрали все свои силы и приготовились к битве. А затем произошло сражение между богами и асурами, и последние, оставившие пути праведные, были разбиты. В прежние времена их охраняли доспехи праведности, которой они следовали, но едва эти доспехи обратились во прах, как тут же погибли и они сами" (Journal of the Royal Asiat. Society, Vol. XIX., p. 302).[79]
Что бы мы ни думали об индусах, но одна вещь очевидна, и она признаётся даже их злейшими врагами: индусы — далеко не глупцы. Народ, мудрецы и святые которого подарили миру величайшие и возвышеннейшие философии, когда-либо исходившие из ума человеческого, уж наверняка понимали разницу между правдой и ложью. Даже дикарь в состоянии отличить белое от чёрного, добро от зла, а обман от чистосердечия и правды. Люди, пересказавшие этот случай из жизни своего бога, уж наверняка отлично понимали, что в данном случае бог выступает в роли величайшего обольстителя, а дайтьи выглядят "безгрешными по отношению к заповедям вед", сторонниками светлых сил и истинными "Богами". Значит, в этом иносказании должен быть какой-то тайный смысл, и он в самом деле здесь есть. Ни у одного общественного класса, ни у одного народа обман и коварство не считаются божественными добродетелями — кроме как, пожалуй, у клерикалов-богословов и нынешних иезуитов.
Подобно всем другим произведениям такого рода, "Вишну-пурана",[1] с течением времени оказалась исключительным достоянием храмовых браминов, и, без сомнения, древние рукописи претерпели различные правки со стороны сектантов. Однако было время, когда и пураны считались эзотерическими книгами, — впрочем, они и по сей день остаются таковыми в глазах подлинных посвящённых, способных читать их с помощью ключа, которым они владеют.
Откроют ли когда-нибудь посвящённые брамины смысл этих иносказаний в полном объёме или нет — это вопрос, который мало интересует автора этих строк. Наша нынешняя задача состоит в том, чтобы показать, что при всём своём глубоком почитании многообразных творящих сил, ни один философ никогда не признавал и не мог признать иносказание за истинное деяние духа, если, конечно, не говорить об отдельных философах, принадлежащих к нынешним "высшим и цивилизованным" христианским расам. Действительно, как было показано, в этических вопросах Иегова ни на йоту не превосходит Вишну. Вот почему оккультисты и даже некоторые каббалисты — независимо от того, считают ли они эти творческие силы живыми и наделёнными сознанием сущностями или нет (а что, в самом деле, мешает считать их таковыми?), — при всём при этом никогда не станут смешивать причину со следствием и принимать духа земли за Парабрахмана или эйн-софа. Во всяком случае, они очень хорошо понимают, в чём заключается истинная природа того, что греки называли Отцом-Эфиром (Æther), Юпитером-Титаном и т.д. и т.д. Они знают, что душа астрального света имеет божественную природу, а
[1] Точка зрения Уилсона, согласно которой "Вишну-пурана" является продуктом нашей эры и в своём нынешнем виде она появилась не раньше VIII-XVII в.в., — это нелепость, даже не заслуживающая внимания.
его тело (световые волны на нижних планах) — инфернальную. Символически этот свет выведен в "Зохаре" в образе "Магической Головы", как двойное лицо на двойной пирамиде: чёрная пирамида выделяется на чисто белом фоне, а внутри её чёрного треугольника заключены белая голова и лицо; белая же пирамида, перевёрнутая под чёрной, — это отражение первой в тёмных водах, содержащее в себе чёрное отображение белого лица. . . . .
Таков "астральный свет", то есть Demon est Deus Inversus.
———————
Для того чтобы как можно глубже понять идею, лежащую в основании любой древней космогонии, необходимо провести сравнительное исследование всех великих религий древности, поскольку никаким другим методом корневую идею выявить не удастся. Точная наука — поднимись она на такую высоту, откуда ей удалось бы разглядеть первоначальный и единственный источник жизнедеятельности всей природы — определила бы эту идею как иерархию сил.
Изначально существовала одна-единственная трансцендентально-философская концепция. Но поскольку с каждой новой эпохой религиозно-философские системы у различных народов стали всё больше приобретать характерные национальные черты, а выделившиеся нации стали расселяться по миру в виде отдельных групп, каждая из которых начала развиваться по своему особому национально-племенному пути, то и эта основополагающая идея мало-помалу стала окутываться всё более плотной пеленой человеческой фантазии. Если в одних странах эти силы, а точнее могучие разумы природы, получали высшие божественные почести, которых они вряд ли и заслуживали, то в других — например, в странах сегодняшней Европы и в других цивилизованных землях — сама мысль о существовании неких наделённых разумом сил представляется нелепой и объявляется антинаучной. Поэтому некоторым утешением в этом смысле могут служить слова, которые мы встречаем во "Введении" к книге "Асгард и Боги: предания и легенды наших северных предков" ("Asgard and the Gods: Tales and Traditions of our Northern Ancestors", by W. S. W. Anson).[80] На с. 3 этого сочинения автор пишет:
"Хотя в Центральной Азии, на берегах Инда, в стране пирамид, на греко-итальянских полуостровах и даже на севере, куда переселились кельты, тевтоны и славяне, религиозные концепции народов приняли самые различные формы, тем не менее, мы всё ещё можем разглядеть общий источник их происхождения. И мы хотим подчеркнуть ту связь, которая существует между рассказами о богах и заложенной в них глубокой, важнейшей идеей, дабы показать читателю, что они открывают перед ним не волшебный мир буйной фантазии, а . . . жизнь и природу, сформировавшие базис для жизнедеятельности этих божеств".
И хотя ни один оккультист и исследователь восточной эзотерики не может согласиться со странной идеей, будто "религиозные
концепции самых известных народов древности связаны с зачатками цивилизации у германских народов"[81], всё же приятно обнаруживать и истины, запечатлённые, например, в следующих словах:
"Эти волшебные сказки — вовсе не бессмысленные рассказы, написанные для развлечения праздного ума; они заключают в себе глубочайшую религию наших праотцов . . . "[82]
Именно так. И это касается не только религии, но и истории. В самом деле, слово "миф", по-гречески μῦθος, обозначает устное сказание, передающееся из поколения в поколение из уст в уста, и даже в современной этимологии термин этот обозначает какой-то вымышленный сюжет, содержащий в себе ту или иную важную истину. В центре подобных преданий стоит какая-либо исключительная личность, жизнеописание которой приобретает гипертрофированный вид в силу того, что эта необычная фигура обрастает богатой народной фантазией нескольких поколений её почитателей, но жизнеописания такого рода не становятся от этого целиком и полностью сказкой. Подобно нашим предкам, первобытным ариям, мы твёрдо верим в то, что в природе действует немало сил, которые способны проявлять себя и обладают определённой личностью и разумом.
С течением времени архаичные учения всё больше тускнели, и народы — кто в большей, кто в меньшей степени — потеряли из виду наивысшее и единое начало всего сущего и начали переносить абстрактные свойства "беспричинной причины" на порождённые причинами следствия — в свою очередь, ставшие причинами — на творящие силы вселенной: великие народы это делали из опасения осквернить идею, а малые — либо из-за того, что не смогли её понять, либо из-за отсутствия у них необходимых способностей к философскому мышлению, которое позволило бы им сохранить её в первоначальной чистоте. Однако все они — за исключением разве только поздних ариев, превратившихся ныне в европейцев и христиан, — продолжают питать к ним почтительное отношение в своих космогониях.
Как показывает Томас Тэйлор,[1] обладавший самой глубокой интуицией из всех переводчиков греческих сочинений, ни один народ мира никогда не воспринимал единое начало в качестве непосредственного творца видимой вселенной,[83] поскольку, восхищаясь, например, тем или иным зданием, ни один человек в здравом уме не станет думать, будто архитектор и планировщик этого здания действительно построил его своими собственными руками. По свидетельству Дамаския ("О первых началах", Περὶ ̕αρχῶν), это единое начало называли "непознаваемой тьмой".[84] Вавилоняне никогда не говорили о первоначале вслух. В своём трактате "О воздержании от одушевлённых" (Περὶ ἀποχῆς ἐμψυχῶν) Порфирий говорит:
"К этому богу, который выше всех вещей, не дóлжно обращаться ни с внешней речью, ни с тем, что называется внутренней. . . . ."[85]
Гесиод начинает свою "Теогонию" словами:
"Прежде всего, во вселенной хаос зародился",[86][2]
из чего мы можем сделать вывод о том, что причину или производителя его дóлжно обходить почтительным молчанием.[87]
Гомер в своей поэме не забирается выше Ночи, перед которой, как показывает он, благоговеет сам Зевс.[88] Согласно всем античным теологам и в соответствии с доктринами Пифагора и Платона, Зевс, то есть
[1] См. "Magazine" for April, 1797.
[2] Выражение Ήτοι μέν πρώτιστα Χάος γένετ в эпоху античности понималось как "был зарождён", а не просто был (см. T.Taylor, Introduction to the Parmenides of Plato, p. 260).[89]
непосредственный мастер-строитель вселенной, вовсе не является наивысшим богом, так же как, например, сэр Кристофер Рен,[90] взятый в своём чисто физическом, человеческом аспекте, ничуть не является тем заключённым внутри него умом, который и породил замечательные шедевры искусства. Поэтому-то Гомер и обходит молчанием не только первоначало, но и те два начала, которые следуют сразу за первым: Эфир (Æther) и хаос Орфея и Гесиода, а также предел и беспредельность Пифагора и Платона.[1]. . . . Это наивысшее начало Прокл описывает как . . .
"Единство всех единств, потустороннее даже самым первым адитам[91],.. более неизреченное, чем всякое молчание и более неведомое, чем всякая сущность (эссенция),.. он [первый бог] сокрыт в умопостигаемых богах"[92].
К тому, о чём писал Томас Тэйлор в 1797 году (то есть что "в постижении начала начал евреи, по-видимому, не поднялись выше определения его как непосредственного мастера-строителя вселенной",[93] ведь "Моисей говорит о тьме над бездною, не упоминая ни одним словом о том, что должна была иметься какая-то причина для её существования"[94][2]), можно было бы добавить и ещё кое-что, а именно: евреи в своей Библии (чисто эзотерическом и символическом сочинении) никогда не вульгаризировали своё метафорическое божество так глубоко, как сделали это христиане, приняв Иегову в качестве своего единого живого, но личного Бога.
Это первое, а точнее сказать, единое начало получило название "небесного круга", который символически изображался в виде иерограммы с точкой внутри круга или равностороннего треугольника, и точка эта обозначала Логос.
Так, в "Ригведе", где о Брахме не идёт ещё даже и речи, вся космогония предваряется рассказом о Хираньягхарбхе ("золотом яйце") и Праджапати (позднее Брахме),[95] из которых в процессе эманации рождаются все иерархии "творцов".
Монада, или точка, выступает первоисточником и является той единицей, из которой берёт начало вся система чисел.[96] Эта точка и есть первопричина, а то, из чего она в виде эманации возникает, — а вернее, то, выражением чего, логосом чего она является, — всегда обходится молчанием. Этот символ вселенной, точка внутри круга, — ещё не сам архитектор, а причина этого архитектора, и последний соотносится с этой причиной так же, как сама точка соотносится с окружностью, которая, по Гермесу Трисмегисту, не поддаётся никакому определению.[97]
Как показывает Порфирий, понятия "монада" и "диада" в учении Пифагора идентичны беспредельности и пределу, о которых говорит Платон в своём "Филебе", называя их άπειρον и πέρας.[98] Из них только последний ("мать") состоит из субстанции. Первая же (беспредельность) выступает "причиной всего единства и мерой всех вещей" (Vit. Pyth., p. 47)[99]. Таким образом, диада (мулапракрити, завеса) — это мать Логоса и в то же самое время его дочь, то есть объект его восприятия, его произведённый
[1] Этот-то "предел", смешиваемый с "беспредельностью", и осыпает Капила сарказмом в своём споре с йогинами-брахманами, утверждающими, будто они в своих мистических видениях способны видеть "Всевышнего".[100]
[2] См. статью Т. Тэйлора, опубликованную в "Monthly Magazine". Она цитируется журналом "Platonist", выходящим под ред. Т.М. Джонсона, члена ТО, Осцеола, Миссури (февральский номер за 1887 год).[101]
производитель и вторичная причина. По Пифагору, монада возвращается в безмолвие и тьму тут же, как только она испускает из себя триаду, из которой рождаются в виде эманаций и остальные семь из тех 10 (десяти) чисел, которые составляют основу проявленной вселенной.
Ту же картину наблюдаем мы и в скандинавской космогонии.
"В начале была великая бездна (хаос — Е.П.Б.), и не было ни дня, ни ночи. Бездна эта была Гинунгагап, разверстая пропасть, не имевшая ни начала, ни конца."[102]
Всеотец, несотворённый и незримый, обитал в глубинах "бездны" (пространства — Е.П.Б.) и желал, и всё, что он возжелал, являлось".)
То же самое происходит и в индуистской космогонии, где развёртывание (эволюция) вселенной подразделяется на два акта: в Индии они называются творением Пракрити и творением Падмы.
Прежде чем тёплые лучи, истекающие из "дома светозарности", пробуждают жизнь в великих водах пространства, появляются элементы первого творения, и уже из них создаётся великан Имир (также Аургельмир) — первоматерия, выделившаяся из хаоса (название которой буквально переводится как "кипящая глина"). Затем появляется корова Аудумла, кормилица,[1] от которой рождается Бури (производитель), которому дочь "инеистых великанов" (сыновей Имира), Бестла, родила трёх сыновей: Одина, Вилли и Ве, то есть "духа", "волю" и "святость". (Ср. с генезисом первобытных рас в настоящей книге).[103] Это случилось, когда тьма ещё царила во всём пространстве, когда ещё не возникли творческие силы (дхьян-коганы) асы, и ещё не произросло мировое дерево времени и жизни Иггдрасил, и не существовало пока чертога героев — Вальгаллы. Скандинавские легенды о сотворении нашей земли и всего мира начинаются с сотворения времени и человеческой жизни. Всё, что было до того, — для них "тьма", в которой обитает причина всего — Всеотец.
Как замечает редактор книги "Асгард и боги", хотя легенды эти и содержат в себе идею Всеотца как первопричины всего, "он в поэмах упоминается лишь вскользь, и не более того",[104] однако причина этого вовсе не в том, что до проповеди Евангелия эта идея, как он полагает, "не могла возвыситься до ясного осмысления вечного",[105] а в глубокой эзотеричности самой этой идеи.
Потому-то все боги-творцы, то есть личные божества, и появляются лишь на втором этапе развёртывания космоса. Зевс рождается изнутри Крона — времени.[106] Таков и Брахма, продукт и истечение (эманация) Калы, "вечности и времени",[107] причём Кала — лишь одно из имён Вишну. Потому Óдин и оказывается отцом богов и асов, а Брахма — отцом богов и асур. Потому же андрогинными оказываются и все главные боги-творцы, начиная со второй монады греков и кончая Адамом Кадмоном сфирот, Брахмой или Праджапати-Вач в ведах и платоновым андрогином,[108] который представляет собой лишь один из вариантов индуистского символа.
[1] Вач — "сладкоголосая корова, приносящая пищу и воду" и "дающая нам пропитание и помощь", как сказано в "Ригведе".[109]
Наилучшую метафизическую трактовку первобытной теогонии, предложенную в духе ведантистов, можно найти в "Замечаниях к "Бхагаватгите" Т. Субба Роу (см. "Theosophist" за февраль 1887 г.). Как подчёркивает лектор для своих слушателей, неведомый и непознаваемый Парабрахман не является ни эго, ни не-эго, ни сознанием вообще . . . Он даже не атма. Но, хотя сам он и не является объектом познания, он, тем не менее, способен порождать и обеспечивать существование любого объекта и любой жизни, которые становятся объектом познания. Это — единая сущность (эссенция), из которой запускается в бытие некий центр энергии", который он называет Логосом.[110]
Логос этот и есть Шабда Брахман[111] индуистов, которого лектор предпочитает не называть даже Ишварой ("Господом" Богом), дабы термином этим не смущать людские умы. Это и буддийский Авалокитешвара, и христианское Слово в их истинно эзотерическом смысле, а не в искажённом толковании богословов.
"Это", — говорит он, —
"первый джнята (или эго) космоса, и любое другое эго . . . есть лишь его проекция и проявление . . . Он [Логос] пребывает в латентном состоянии в лоне Парабрахмана во время пралайи, .. (а в период манвантары — Е.П.Б.) он обладает собственным сознанием и индивидуальностью . . . "
Он представляет собой центр энергии, но таких центров энергии в лоне Парабрахмана имеется практически неисчислимое множество. Даже Логос не может считаться единственным творцом или единственным центром энергии. Количество их практически бесконечно"[112].
Это эго, продолжает он,
"появляется в космосе самым первым и . . . является конечной целью всей эволюции". Это абстрактное эго, "это первое проявление (или аспект — Е.П.Б.) Парабрахмана . . . Как только он вступает в бытие в качестве обладающей собственным сознанием сущности, . . . то, с его объективной точки зрения, Парабрахман предстаёт перед ним в виде мулапракрити".[113]
"Я прошу вас иметь это в виду", — замечает лектор, —
"так как здесь и заключается главная трудность в понимании пуруши и пракрити, с которой сталкиваются различные авторы, пишущие о ведантийской философии.
Разумеется, для него (Логоса — Е.П.Б.) мулапракрити столь же материальна, как материален любой материальный объект для нас. Эта мулапракрити является Парабрахманом не больше, чем какой-нибудь десяток свойств вот этого столба является самим этим столбом. Парабрахман — это ничем не обусловленная и абсолютная реальность, в то время как мулапракрити — это нечто вроде наброшенной на него пелены. Увидеть, чтó собой представляет собственно Парабрахман, невозможно. Перед Логосом он предстаёт с наброшенным поверх себя покровом, и покров этот представляет собой великую ширь космической материи . . . Появившись, с одной точки зрения, в виде эго, а с другой — как мулапракрити, Парабрахман начинает действовать через Логос как единая энергия"[114].
И далее лектор разъясняет, чтó он понимает под деятельностью того, что есть ничто, будучи при этом всё, на ярком примере. Он уподобляет Логос солнцу, через которое излучаются свет и тепло, но энергия его (свет и тепло) существует в каком-то неведомом нам состоянии в пространстве и рассеивается в пространстве только как видимый свет и тепло,[115] и солнце при этом выполняет функции всего лишь их проводника. Такова первая ипостась-триада. Четверица же образуется, когда к триаде добавляется свет Логоса, насыщающий всё своей энергией.[116]
Еврейские каббалисты излагают это в форме, которая в эзотерическом смысле
ничем не отличается от ведантийской. Согласно их учению, эйн-соф не поддаётся пониманию и не имеет ни своего местонахождения, ни наименования, хотя при этом и выступает беспричинной причиной всего. Отсюда и его название: эйн-соф — термин отрицательный, который переводится как "непостижимый, непознаваемый и неименуемый".[117] Потому и изображали его в виде бесконечного круга, сферы, в которой единственное, что при всём старании мог бы усмотреть человеческий ум, — это свод.
Вот что пишет человек, разгадавший немало загадок каббалы, об одном из значений этого символа, понимаемого через эзотерику чисел и геометрии:
"Закройте глаза и постарайтесь мысленно направить своё сознание-восприятие вовне, так далеко, как только сможете, и во всех направлениях. Вы обнаружите, что равномерно и во всех направлениях из вас изойдут одинаковые линии, или лучи восприятия, и ваши максимальные усилия в деле восприятия уткнутся в свод некой сферы. Границы-очертания этой сферы неизбежно примут вид гигантского круга, а непосредственные лучи-мысли в любом и каждом направлении будут непременно представлять собой прямые линии-радиусы этого круга. А значит, это и должно быть, выражаясь человеческим языком, максимальное всеохватывающее представление о проявленном эйн-софе, которое примет вид геометрической фигуры, а именно: круга с его элементами в виде кривой-окружности и прямолинейным диаметром, разделённым на радиусы. Следовательно, первым распознаваемым средством связи между эйн-софом и человеческим умом является геометрическая фигура".[118][1]
Этот гигантский круг (который восточная эзотерика ужимает до точки, расположенной внутри беспредельного круга) и есть Авалокитешвара — тот самый Логос, или Слово, о котором говорит Субба Роу. Но этот круг, или проявленный Бог, так же непостижим для нас, как и единое, и постичь его мы можем не иначе как через его проявленную вселенную, хотя это сделать уже гораздо легче (вернее, это более доступно) для наших высших напряжений мысли. Этот Логос — который спит в недрах Парабрахмана во время пралайи (как и наше "Эго латентно в нас во время сушупи, сна")[119] и который не может познавать Парабрахмана иначе как в виде мулапракрити (последняя представляет собой покров-космос, являющийся "великой ширью космической материи") — таким образом, есть лишь возникающий в процессе творения космоса некий óрган, посредством которого осуществляется излучение энергии и мудрости Парабрахмана, остающегося столь же неведомым Логосу, как и нам самим.
Кроме того, поскольку Логос неведом нам ровно так же, как ему фактически неведом Парабрахман, то и восточная эзотерика, и каббала — чтобы ввести Логос в пределы нашего понимания — свели абстрактный синтез к конкретным образам, а именно: к проекциям или многообразным аспектам этого Логоса, или Авалокитешвары, Брахмы, Ормузда, Осириса, Адама Кадмона (называйте, как хотите) — а его аспектами или манвантарными эманациями выступают дхьян коганы, элохимы, дэвы, Амеша Спента и т.д. и т.д. По словам Субба Роу, метафизики, разъясняя корень и зародыш последних, определяют их как первое проявление Парабрахмана, как "самую высшую троицу, какая только
[1] См. "Masonic Review", June, 1886.
доступна нашему пониманию", а именно: в виде мулапракрити (покрова), Логоса и энергии сознания "последнего", то есть его силы и света[120][1].
Другими словами, это — материя, сила и эго, то есть единый корень "я", и любые другие виды "я" — это всего лишь его проявления и отражения.[121] А значит, только в "свете" этого ментально-физического сознания-восприятия практический оккультизм и может наглядно изобразить Логос с помощью геометрических фигур, которые при глубоком их изучении способны не только дать научное объяснение реальному, объективному[2] существованию "семи сыновей божественной Софии",[122] каковая и есть свет Логоса, но и показать при помощи других, не открытых ещё ключей, что применительно к человечеству эти "семь сыновей" и их бесчисленные эманации, персонифицированные центры энергии, являются абсолютной необходимостью. Уберите их и тайна бытия и человечества никогда не будет разгадана, и даже подступиться к ней окажется невозможно.
Посредством этого света и было создано всё. Этот корень ментального "я" является одновременно и корнем физического "я", так как свет этот в условиях нашего проявленного мира является пермутацией мулапракрити, называемой в ведах адити.[123] В своём третьем аспекте она становится Вач,[3] дочерью и матерью Логоса — как Исида является дочерью и матерью Осириса, который есть Гор;[124] как Мут является дочерью, супругой и матерью Амона в египетском лунном глифе.
В каббале сфира — то же самое, что и шхина, а в другом синтезе — супруга, дочь и мать "небесного человека", Адама Кадмона.[125] Она даже идентична ему (как идентична Брахме и Вач) и называется женским логосом. В "Ригведе" Вач изображена как "мистическая речь", с помощью которой человеку передаются оккультное знание и мудрость — поэтому и говорится, что Вач "вошла в риши". Она — "продукт богов", она — божественная Вач, "царица богов". Она соучаствует с Праджапати (как сфира с остальными сфирот) в деле сотворения мира. Кроме того, она зовётся "матерью вед", "так как благодаря лишь её силе (мистической речи) те могли быть поведаны Брахмой и опять же лишь благодаря её силе вселенная оказалась созданной Брахмой" — то есть с помощью речи, слов (в обобщённом смысле с помощью "Слóва") и чисел.[4]
Но Вач называют также и дочерью Дакши — "бога, живущего во всех кальпах" — и этим выражается её майявический характер:
[1] Который в "Бхагаватгите" называется дайвипракрити.
[2] Объективному — разумеется, лишь в мире майи, но, тем не менее, столь же реальному, как и мы сами.
[3] "Строго говоря, в том, что касается процесса проявления космоса, эта дайвипракрити должна именоваться дочерью, а не матерью Логоса" ("Notes on the Bhagavat Gita", "Theosophist", p. 305).
[4] Те мудрецы, включая живущего сегодня Стэнли Джевонса, что придумали систему, позволяющую непостижимое делать наглядным, умели делать это лишь с помощью чисел и геометрических фигур.
т.е. она исчезает на весь период пралайи, погружаясь в единый, всепоглощающий луч.
Вместе с тем мировая эзотерика, как восточная, так и западная, рассматривает все эти персонификации женской силы в природе в двух отдельных аспектах — ноуменальном и феноменальном. Один представляет собой чисто метафизический аспект, описанный учёным лектором в его "Замечаниях к "Бхагаватгите", а другой — земной и физический и при этом божественный, если смотреть на него с точки зрения практического мышления человека и с точки зрения оккультизма. Всё это символы и персонификации хаоса, "великой бездны", первоначальных вод пространства, непроницаемого покрова, стоящего между Непознаваемым и Логосом-творцом. "Соединившись умом своим с Вач, Брахма (Логос) сотворил первые воды". В "Катхака-упанишаде" об этом говорится ещё яснее:
"Нашей вселенной был Праджапати. Второй после него была Вач. Он вступил в союз с нею . . . она произвела на свет эти создания и вновь вошла в Праджапати".[1]
И здесь мы весьма кстати можем указать на одну из множества грубых попыток опорочить религию Индии, предпринимаемых добрыми благочестивыми миссионерами, находящимися в той стране.
Есть одна легенда — изложенная в "Шатапатха-брахмане" — о том, как Брахма, отец всех людей, сочетался кровосмесительным союзом со своей родной дочерью, Вач, носящей также имена Сандхья (сумерки) и Шатарупа (имеющая сто форм), и эта иносказательная легенда всё время припоминается браминам, дабы показать им, насколько "отвратительна и ложна их религия".
Во-первых, европейцы как-то благополучно забывают о том, что патриарх Лот изображён повинным точно в таком же преступлении, которое он совершил, пребывая в человеческом образе, в то время как Брахма, а точнее Праджапати, совершил кровосмешение с родной дочерью в образе оленя, а дочь приняла образ лани (рохит), а во-вторых, эзотерическое прочтение Книги Бытия (гл. III) рассказывает о том же самом. Кроме того, в этой индийской легенде речь идёт не о физиологии, а о космосе, так как Вач является пермутацией Адити и мулапракрити (хаоса), а Брахма — пермутацией Нараяны, Духа Божия, входящего в природу и оплодотворяющего её, и, стало быть, в этой концепции нет ничего фаллического.
Как уже отмечалось, Адити-Вач — это женский Логос, то есть "слово", Verbum; но сфира в каббале выполняет ту же самую функцию. Все эти женские логосы представляют собой корреляты (в ноуменальном аспекте) света, звука и эфира (Ether), демонстрирующие глубокие познания древних как в
[1] Это объединяет Вач и сфиру с богиней Гуань-инь, "матерью милосердной", божественным Голосом души, даже с точки зрения экзотерического буддизма, и с женским аспектом Гуань-ши-инь, логосом, Словом-Творцом, и одновременно с тем голосом, который отчётливо слышат посвящённые, согласно учению эзотерического буддизма. Отсюда и Бат Кол, filia Vocis[126], дочь божественного голоса у евреев, которая говорит с престола милосердия, находящегося за завесой в храме.
физической науке (как она стала называться в наши дни), так и о зарождении этой науки в духовных и астральных сферах.
"Как утверждали наши древние авторы, Вач имеет четыре вида:. . . . пара, пашьянти, мадхьяма, вайкхари (это утверждение встречается в "Ригведе" и в упанишадах — Е.П.Б.). . . . Вайкхари Вач — это то, что мы произносим".[127]
Это звук, речь, то есть то, что становится явным и объективным для одного из наших физических чувств и может фиксироваться в соответствии с законами восприятия. А значит:
"Каждый вид вайкхари-Вач существует в форме мадхьяма, затем в форме пашьянти и наконец в форме пара. . . . . Этот Пранава[1] называется Вач по той причине, что указанные четыре начала великого космоса соответствуют этим четырём формам Вач. . . . . Весь космос в своей объективной форме представляет собой вайкхари Вач; свет Логоса — это форма мадхьяма, а сам Логос есть форма пашьянти, в то время как Парабрахман — это аспект пара (находящийся вне пределов ноумена всех ноуменов — Е.П.Б.) этой Вач" ("Замечания к Бхагаватгите")[128].
Таким образом, Вач, шхина, пифагорова "музыка сфер" — всё это одно и то же, если мы обратимся за примерами к трём совершенно (на первый взгляд) различным мировым религиозным философиям — индуистской, греческой и халдейско-еврейской. Эти персонификации и иносказания могут рассматриваться в четырёх (главных) и трёх (второстепенных) аспектах, что в сумме даёт семь аспектов, как и в эзотерической философии. Форма пара — это вечно субъективные и латентные свет и звук, существующие извечно в лоне Непознаваемого. При переходе в мыслетворчество Логоса, в его латентный свет, это становится пашьянти, а когда он становится выраженным светом, то это мадхьяма.
А вот как определяет это каббала:
"Существует три вида света и тот (четвёртый), который пронизывает собой остальные: (1) ясный и проникающий — объективный свет, (2) отражённый свет, и (3) абстрактный свет". [129]
Десять сфирот (три плюс семь) называются в каббале десятью словами, д-брим (дабарим), числами и эманациями небесного света, который есть одновременно и Адам Кадмон, и сфира, то есть Праджапати-Вач (Брахма). Свет, звук и число — таковы, по каббале, три фактора творения. Парабрахман доступен познанию исключительно через светящуюся точку (Логос), которой известен не Парабрахман, но лишь мулапракрити. Аналогично этому и Адам Кадмон знал лишь шхину, хотя и являлся проводником эйн-софа. И в качестве Адама Кадмона он в эзотерическом понимании является суммой числа десять, суммой сфирот (при этом он сам же является и троицей, то есть представляет три атрибута
[1] Пранава, как и Ом, представляет собой мистическое слово, которое произносят йогины во время медитации. Из всех терминов, которые, согласно экзотерическим комментаторам, называются вьяхрити, — то есть "Ом, Бхур, Бхува, Свар" (Ом, земля, небо, высшие небеса), — самым священным является, пожалуй, Пранава. Произносящий их должен сдерживать дыхание. См. Ману, кн. II, а также комментарии Митакшары к "Яджнавахкья-Смрити", I, 23. Эзотерическое же толкование идёт гораздо дальше этого.
непознаваемого Божества в одном лице).[1]
"Когда небесный человек (Логос) впервые принял форму Венца[2] (кетер) и отождествился со сфирой, он заставил излучиться из неё (Венца) семь великолепных светов", [130]
что в сумме составило десять. Так же и Брахма-Праджапати: едва он выделился из Вач, оставаясь при этом единым целым с ней по своей природе, как тут же заставил выделиться из этого Венца семь риши, семь ману, или Праджапати. В экзотерических учениях количество сфирот и Праджапати всегда бывает десять и семь. В эзотерическом же толковании их всегда три и семь, что в сумме также даёт десять. Только при делении на три и семь в проявленной сфере они образуют андрогина и проявленное и дифференцированное перекрестье .
Это поможет изучающему Тайное учение понять, почему Пифагор почитал Божество (Логос) средоточием единства и "источником гармонии".[131] Мы называем это божество Логосом, а не монадой, которая пребывает в уединении и безмолвии, потому что, как учил Пифагор, эта единица неделима, а потому не является числом.[132] По этой же самой причине от любого кандидата, желавшего поступить к нему в школу, требовалось предварительное знакомство с такими науками, как арифметика, астрономия, геометрия и музыка, которые считались четырьмя разделами математики.[3] Отсюда становится понятно и то, почему пифагорейцы утверждали, что учение о числах — самое главное эзотерическое учение — было открыто человеку небесными божествами; что мир был вызван из хаоса к бытию звуком, или гармонией, и построен по принципам музыкальной пропорции; что те семь планет, которые управляют судьбами смертных, имеют гармоничное движение
"и интервалы, соответствующие музыкальным диастемам, передающим различные звуки, столь идеально созвучны друг другу, что производят прекраснейшую мелодию, которая недоступна нашему слуху лишь по причине огромной силы звука, которую наши уши неспособны воспринять" (Цензорин).[133]
В теогонии пифагорейцев каждая иерархия небесного воинства и богов имела свой порядковый номер и выражалась с помощью чисел. Поскольку Пифагор изучал эзотерическую науку в Индии, то естественно, что из уст его учеников мы слышим:
"Монада (проявившаяся — Е.П.Б.) есть начало всех вещей. Из монады и неопределённой диады (хаоса — Е.П.Б.) происходят числа; из
[1] Именно эта троица и подразумевается под выражением "три шага Вишну", которая означает следующее: (Вишну принимается в экзотерических учениях за Беспредельность) Парабрахман испустил из себя мулапракрити, Пурушу (Логос) и пракрити, — то есть четыре (вместе с собой, синтезом) формы Вач. А вот как в каббале: эйн-соф, шхина, Адам Кадмон и сфира, итого четыре — или три различных эманации, составляющих единое целое.
[2] Согласно халдейской "Книге чисел". В сегодняшней каббале Адам Кадмон заменён Иеговой.
[3] По словам Иустина Мученика, он не был принят кандидатом в школу пифагорейцев из-за того, что не знал этих четырёх наук.[134]
чисел — точки; из точек — линии; из линий — плоскости; из плоскостей — пространственные фигуры; из них — твёрдые[135] тела, состоящие из четырёх элементов — огня, воды, воздуха и земли; из всего, что переродилось (путём взаимодействия — Е.П.Б.) и целиком изменилось, и состоит мир" (Диоген Лаэртский, "Жизнь Пифагора").
И даже если это не поможет нам разгадать тайну полностью, то, по крайней мере, позволит приподнять край завесы, наброшенной в виде чудесных иносказаний над Вач, самой таинственной из всех брахманистских богинь — той, которую называли "сладкоголосой коровой, приносящей пропитание и воду" (т.е. Землёй со всеми её магическими способностями), а с другой стороны — той, "что даёт нам питание и силы" (физической Землёй). Исида также представляет собой одновременно и мистическую природу, и Землю, а её коровьи рога позволяют отождествлять её с Вач. Последняя, когда распознаётся в своём высшем образе пара, становится в низшем, материальном пределе творения вайкхари. А значит, она является мистической, и при этом физической, Природой со всеми её магическими силами и свойствами.
С другой стороны, выступая в качестве богини речи и звука и являясь пермутацией Адити, она в определённом смысле есть хаос. В любом случае, она — "мать богов", и реальная, проявленная теогония должна начинаться именно с Брахмы (Ишвары, Логоса) и Вач, равно как и с Адама Кадмона и сфиры. Всё, что лежит выше, — есть лишь тьма и абстрактные спекуляции. С появлением же дхьян коганов (богов) провидцы, пророки и адепты в целом обретают уже твёрдую почву. Представленная в образе ли Адити или божественной Софии греков-гностиков, она — мать семерых сыновей: ангелов Лица, Бездны или "Великой Зелени" из "Книги мёртвых". Вот что говорится в "Книге Дзян" ("Книге знания через созерцание") —
"Великая Мать возлежала, заключая в лоне своём <, и , и , и вторую , и ,[1] и она готова была исторгнуть их из себя, славных сыновей (то есть 4 320 000, Цикл), двумя старшими из которых были и • (Точка)."
В начале каждого цикла по 4 320 000 эти семеро (у некоторых народов восемь) великих богов спускались вниз, для того чтобы установить новый порядок вещей и придать импульс развитию нового цикла. Этим восьмым богом выступал унифицирующий Круг, Логос, который, по экзотерической догматике, отделяется и обособляется от его родного воинства аналогично тому, как три древнегреческие божественные ипостаси считаются церковью сегодня тремя отдельными персонажами.
"Могучие выполняют свой великий труд и для увековечения своего пребывания оставляют после себя нерушимые памятники каждый раз, как они пробиваются к нам сквозь майявическую завесу (атмосферу — Е.П.Б.)",
говорится в
[1] 31415, или число π. Синтез, или воинство, составляющие единство в Логосе, и точка, которые римскими католиками называются "ангелом Лица", а евреями םׅיבַאֶל, то есть "подобный (или равный) Богу" — проявленный образ.
Комментарии.[1] Так, нам сообщают, что великие пирамиды были воздвигнуты под их непосредственным руководством,
"когда Дхрува (тогдашняя Полярная звезда — Е.П.Б.) находилась в своей самой нижней кульминации, а Криттика (Плеяды — Е.П.Б.) располагались над её головой (т.е. находились на том же меридиане, но несколько выше — Е.П.Б.), взирая оттуда на труд исполинов".
Таким образом, если первые пирамиды были построены в начале сидерического года при Дхруве (Alpha Polaris), значит, это должно было произойти более 31 тыс. лет (31105 лет) тому назад. Бунзен был совершенно прав, когда принимал для Египта возраст, превышающий 21 тыс. лет, но даже это его допущение не охватывает целиком той реальности фактов, о которой мы говорим.
Автор "Генезиса природы" пишет:
"Истории, рассказываемые египетскими жрецами и другими, о системе исчисления времени в Египте, начинают всё меньше походить на бредни в глазах тех людей, кто вырвался из библейских силков. Не так давно в Саккаре[136] были обнаружены надписи, в которых говорится о сотических циклах, . . . зарегистрированных в то время, то есть 6 тыс. лет тому назад. А значит, когда Геродот посетил Египет, египтяне — как сегодня известно — к тому времени уже располагали данными наблюдений за пять различных сотических циклов по 1461 году в каждом. Как сообщили греческому историку жрецы, счёт времени у них ведётся так давно, что за этот период солнце уже дважды восходило там, где оно теперь заходит[137], и заходило там, где оно теперь восходит. Это явление природы . . . можно объяснить лишь тем, что за это время сменились два цикла прецессии, то есть период времени в 51736 лет" (т. II, с. 318. См. также в т. II нашей книги раздел "Хронология браминов").
А Мор Исаак (см. сочинение Кирхера "Эдип"[138], т. II, с. 425) указывает на то, что древние сирийцы определяли миры "правителей" и "действующих богов" так же, как это делали халдеи.[139] Самым низшим был подлунный мир — наш родной мир, — за которым надзирали "ангелы" первого, низшего чина. Следующим по значимости шёл Меркурий, управлявшийся "Архангелами"; затем Венера, богами которой выступали Начальства. Четвёртым шло Солнце, область наивысших и самых могущественных богов в нашей системе — солнечных богов, признанных различными народами. Пятым был Марс, которым правили Силы. Шестой была сфера Бэла, Юпитера, которая управлялась Господствами, и седьмым шёл мир Сатурна, где правили Престолы.[140] Таковы миры форм.
А над ними находятся ещё четыре мира, которых фактически также семь, но три наивысших — "неизреченны и неописуемы". Восьмой, состоящий из 1122 звёзд, представляет собой сферу херувимов. Девятый, принадлежащий к движущимся и неисчислимым ввиду их удалённости звёздам, управляется серафимами. Что же касается десятого, то Кирхер, цитируя Мора Исаака, говорит, что он состоит из "невидимых звёзд, которые, по их словам, можно принять за облака — так много их находится в зоне, которую мы называем Via Straminis,
[1] Если они появляются в начале циклов, а также в начале каждого звёздного года (состоящего из 25868 лет), то, значит, кабиры (или кабарим) своё название получили в Халдее, так как оно означает "меры небес" и происходит от слов коб ("мера") и урим ("небеса").
Млечным Путём", и тут же разъясняет, что "это люциферовы звёзды, разделившие вместе с ним его ужасную судьбу".[141] Сирийцы ничего не могли сообщить о том, чтó находится за этим десятым миром (нашей четверицей, или миром арупа).
"Они знали только, что там начинается безбрежный и непостижимый океан беспредельности, обитель истинного божества, не имеющая ни границ, ни пределов". [142]
Шампольон указывает на существование аналогичных религиозных представлений и среди египтян. Гермес, объяснив, что форму вселенной придаёт дух Отца-Матери и Сына (обобщённо называемый божественный fiat[143]), говорит следующее:
"Кроме того, были созданы Семь Посредствующих Сил, которые удерживают материальные (т.е. проявленные) миры в пределах своих соответствующих кругов, а деятельность этих посредников стала называться судьбой"[144].
И далее он перечисляет семь, десять и двенадцать чинов, которые мы ради краткости не будем здесь упоминать.
Поскольку "Риг Видхана" вместе с "Брахманда-пураной" и всеми подобными книгами, разъясняющими магическое воздействие мантр "Ригведы" или толкующие о будущих кальпах, объявлены доктором Вебером со товарищи современными компиляциями, "датируемыми, вероятно, не ранее периода написания пуран", то нет никакого смысла отсылать читателя к содержащимся в этих трудах толкованиям мистических вопросов. Кроме того, мы могли бы просто-напросто набрать цитат из тех древнейших книг, которые неизвестны ни одному востоковеду. А в этих-то трудах как раз и содержится разъяснение того, что так удивляет и смущает учёных.
Например, Саптарши,[145] "умом рождённые сыновья" Брахмы, перечисляются в "Шатапатха-брахмане" под одними именами, а в "Махабхарате" — под другими. А в "Ваю-пуране" говорится даже не о семи, а о девяти риши: к известному списку имён там добавляются имена Бхригу и Дакши. Но это свойственно любым экзотерическим текстам. Тайная доктрина содержит в себе длинную генеалогию риши, но подразделяет всех их на большое количество групп. Как подразделялись на семь и даже двенадцать классов египетские боги, так на несколько иерархий подразделяются и индийские риши. Первые три группы включают в себя божественных, космических и подлунных риши. Затем идут солнечные боги нашей системы, планетарные, подмирные (Sub-Mundane) и чисто человеческие — герои и мануши.
Ограничимся пока богами докосмическими, божественными, Праджапати, или "семью строителями". Эта группа присутствует в космогониях всех народов без исключения. В силу утраты древнейших египетских документов — а, по словам М. Масперо, "доступные нам материалы и исторические данные, которые позволили бы исследовать историю развития религии в Египте, отличаются неполнотой и зачастую трудны для понимания"[146] — мы вынуждены обратиться к древним гимнам и надписям на гробницах в качестве частичного и косвенного подтверждения тех положений, которые мы приводим из Тайного учения.
Как показывает один из этих источников, Осирис, подобно Брахме-Праджапати, Адаму Кадмону, Ормузду и многим-многим другим логосам, являлся главным лицом, синтезом
группы "творцов" или строителей. До того, как стать "единым" и наивысшим египетским богом, Осирис считался главой небесного воинства "строителей", принадлежащих к трём наивысшим чинам, и его культ процветал в Абидосе. В гимне, высеченном на стеле гробницы в Абидосе (3-й регистр), содержится следующее обращение к Осирису:
"Приветствуем тебя, Осирис, старший из сыновей Геба, величайший из шести богов, изошедших из богини Нут (первоначальных вод — Е.П.Б.), первый любимец отца своего, Ра; отец отцов, царь Продолжительности, властелин Вечности . . . ты, кто сразу же по выходе их из лона матери твоей собрал вместе все венцы и возложил на главу свою урея (змея, наджу[1] — Е.П.Б.); бог, принимающий множество образов, имя чьё неизвестно и имеющий множество имён в городах и провинциях . . . "
Вышедший из первых вод, увенчанный уреем (змеем-символом космического огня) и сам будучи седьмым, стоящим над шестью первыми богами, исшедшими из Отца-Матери (Ну или Нут, то есть неба), кем же ещё может Осирис быть, как не главным Праджапати, главным из сфирот, главным Амеша Спента-Ормуздом! Совершенно очевидно, что этот последний солнечный и космический бог в самом начале эволюции религии занимал то же положение, что и архангел, "имя которого сокровенно".[147]
Этим архангелом выступал представитель сокровенного бога евреев на земле — Михаил.[148] Одним словом, именно его "лик" шёл перед евреями "в столпе огненном".[149] Бюрнуф пишет:
"Семь Амеша Спента — это, несомненно, наши архангелы, а кроме того, они являются персонификациями божественных сил" ("Commentary on the Yashna", p. 174).[150]
А значит, эти архангелы так же "несомненно" — всё те же индуистские Саптариши, хотя классифицировать каждого из них и провести точную параллель с каждым из их языческих прототипов практически невозможно, поскольку, как и в случае с Осирисом, все они имеют "множество имён в городах и провинциях". Однако наиболее важных из них мы укажем в соответствии с их чинами.
Итак, неопровержимо доказано одно: чем больше мы изучаем их иерархии и устанавливаем тождественность между ними, тем больше мы получаем доказательств того, что все личные боги — как в прошлом, так и в настоящем, известные нам с самых первых дней истории, — без исключения принадлежат к третьей стадии космического проявления. В каждой религии мы видим, как сокровенное божество занимается вначале закладкой фундамента, а затем испускает из себя луч, который падает на космическую первоматерию (первое проявление); в результате этого возникает андрогин, двойственная муже-женская абстрактная сила, которая и персонифицируется (вторая стадия); и наконец (на третьем этапе) он разделяется на семь сил (Forces), которые в древних религиях именуются творческими могуществами (Powers), а
[1] Это египетское слово "наджа" весьма напоминает индийское "нага", означающее "Бог-змей". И Брахма, и Шива, и Вишну — все они увенчаны изображением нагов и связаны с ними, что указывает на их цикличность и космичность.
в христианстве — "силами Божьими" ("Virtues of God"). Позднейшие разъяснения и абстрактно-метафизические определения их свойств никогда не мешали ни римской, ни греческой церквям поклоняться им как персонификациям, имеющим конкретные имена, — как семи архангелам.
В "Книге Друшим" (1-й трактат, с. 59) Талмуда объясняется различие между этими группами, и делается это в чисто каббалистическом духе. Вот что там говорится:
"Есть три группы (или чина — Е.П.Б.) сфирот: 1. Сфирот, называемые "божественными атрибутами" (абстрактные — Е.П.Б.). 2. Физические, или звёздные, сфирот (личные — Е.П.Б.) — одна группа состоит из семи, а другая — из десяти. 3. Метафизические сфирот, перифраз Иеговы, представляющие собой первые три сфирот (кетер, хохму и бину — Е.П.Б.), тогда как остальные семь являются (личными — Е.П.Б.) семью духами присутствия (а также планет — Е.П.Б.)".
Аналогичное подразделение необходимо иметь в виду применительно и к первичной, и к вторичной, и к третичной эволюции богов в любой теогонии, если мы хотим расшифровать их эзотерический смысл. Мы не должны путать чисто метафизические персонификации абстрактных атрибутов Божества с их отражением — звёздными богами. При этом, однако, данное отражение является в действительности объективным выражением абстракции: это живые сущности, модели, созданные по этому божественному прототипу.
Кроме того, три метафизических сфирот, то есть "перифраз Иеговы", — это не Иегова. Дело в том, что последний вместе с его дополнительными титулами, такими как Адонай, Элохим, Саваоф, а также с присвоенными ему многочисленными именами, сам является перифразом Шаддаи, שַׁדַּי, Всемогущего. Это имя является иносказанием, слишком уж необъятной фигурой речи у иудеев, чтó всегда осуждалось оккультистами.
Однако для евреев-каббалистов, и даже для христиан-алхимиков и розенкрейцеров, Иегова всегда служил удобной ширмой, складывающейся вместе со всеми её створками в нечто единое, и выступал неким субститутом: и для тех, кто владел этим секретом, не имело никакого значения, имя какой конкретной сфиры для этого выбрано. Такие выражения, как "тетраграмматон", несказуемый", звёздная "совокупность" ("Sum Total"), были придуманы единственно с целью запутать профана и дать символический образ жизни и её воспроизводства.[1] Подлинно же сокровенное и неизреченное имя[151] — "слово, которое не есть слово" — следует искать в семи именах первых семи эманаций, в именах "сыновей огня",
[1] Вот что говорит переводчик "Каббалы" Авицеброна (Исаак Майер, бакалавр права из Филадельфии) об этой "совокупности": "Кетер обозначается буквой י (йод), бина — ה (хе), вместе получается ЙаХ, женское имя. Третьей буквой, буквой хокмы, является ו (вау), и всё вместе даёт нам יהו (YHV) из יהוה (YHVH), то есть тетраграмматона, что фактически и выражает совершенные символы его могущества. Последняя же буква этого несказуемого имени, ה (хе), всегда применяется только по отношению к шести низшим и к последней, а все вместе они обозначают семь остальных сфирот"[152]. . . . Таким образом, тетраграмматон обретает священное значение лишь тогда, когда он понимается как абстрактный синтез. В качестве же четверицы, включающей в себя семь низших сфирот, он имеет фаллический смысл.
содержащихся в священных писаниях всех великих народов мира и даже в "Зохаре", собрании каббалистической мудрости самого малого из народов, евреев. Это слово, которое во всех языках состоит из семи букв, воплощено в архитектурных останках великих строений по всему миру: от остатков циклопических сооружений на острове Пасха (фрагменте некоего континента, погрузившегося в океан почти четыре миллиона,[1] а не 20 000 лет тому назад) вплоть до самых первых египетских пирамид.
Позже мы более подробно поговорим на эту тему и представим практические иллюстрации в доказательство наших слов.
А пока приведём лишь несколько примеров, подтверждающих правоту того, о чём мы заявили в самом начале своей книги, а именно: ни у одного народа мира не существует такой космогонии (за единственным исключением христианской), в которой задачу непосредственного сотворения нашей Земли, человека и всего, связанного с ними, выполняла бы единая наивысшая причина, божественный принцип универсума. Эти наши слова подтверждаются еврейской и халдейской каббалой, а также Книгой Бытия, если только последнюю правильно понимать и — что гораздо важнее — правильно переводить.[2] Везде в них фигурирует либо один Логос — воистину "свет, светящий
[1] Наши слова, разумеется, покажутся нелепой чушью, над которой можно только посмеяться. Но если мы верим в полное погружение под воду Атлантиды, случившееся 850 тыс. лет тому назад, о чём говорится в книге "Эзотерический буддизм" (начало постепенного погружения относится ещё к эоцену), то мы должны принять и сообщение о так называемой Лемурии, континенте, существовавшем в период Третьей корневой расы, сперва почти полностью выгоревшем в пожарах, а затем погрузившемся в воды океана. Вот что об этом говорится в Комментарии: "Первая земля была очищена сорока девятью огнями, поэтому люди её, рождённые от огня и воды, не могли погибнуть" . . . и т.д.; "вторая земля (вместе с её человечеством) исчезла подобно тому, как исчезает в воздухе пар" . . . "На третьей земле после разделения было истреблено огнём всё, и она погрузилась в нижнюю Бездну (в океан). Это случилось дважды по восемьдесят два циклических года тому назад". Циклическим же годом мы называем звёздный год, и в его основе лежит прецессия равноденствий, то есть каждый такой год состоит из 25868 лет, и всё вместе это составляет период в 4 242 352 года. Более подробно об этом будет рассказано в томе II. Между тем, доктрина эта отражена в сообщении о "Царях Едомских".
[2] То же самое мы встречаем и в Талмуде, и в религиозных системах всех народов, будь эти системы монотеистическими или экзотерически политеистическими. Из восхитительной религиозной поэмы, написанной каббалистом Рабби Соломоном Бен Габиролем в "Кетер Малкут", мы можем выбрать несколько определений, приведённых в молитвах Киппура. . . .
"Ты един, начало всех чисел, и фундамент всех построений; Ты Един, и в тайне Твоего единства теряются [даже] мудрейшие из людей, ибо не ведают они о ней. Ты един, и единство Твоё никогда не умаляется, никогда не прибавляется и не может изменяться. Ты един, но не как элемент исчисления, ибо единство[153] Твоё не приемлет ни умножения, ни изменения, ни формы. Ты — сущий, но ни один из смертных в своём понимании и зрении не может постичь бытие Твоё и не может определить Твои "где", "как" и "зачем". Ты — сущий, но сущий лишь в себе одном, и ничто другое не может существовать [наряду] с Тобой. Ты — сущий, прежде всех времён и не имея места. Ты — сущий, и бытие Твоё столь глубоко и сокровенно, что никому не под силу проникнуть в тайну Твою и открыть её. Ты — живой, но живёшь вне времени, которое можно отметить и узнать; Ты — живой, но живой не духом и не душой, ибо Ты есть Ты Сам, душа всех душ"[154] и т.д. и т.д.
Очень [[Продолжение примечания на следующей странице]]
во тьме" — либо архитектор миров эзотерически имеет множественное число. Латинская церковь, как всегда парадоксальна, и, прилагая эпитет "творца" к одному лишь Иегове, она в то же время принимает и весь свод имён, обозначающих рабочие силы последнего, но эти-то имена и раскрывают весь секрет. Действительно, если указанные силы не имеют ничего общего с так называемым "творением", то зачем их называть элохимами (элим во множественном числе); "божественными тружениками" и энергиями (Ένέργειαι), сияющими камнями небесными (lapides igniti coelorum), и особенно "держателями мира" (Κοσμοχράτορες), управителями или правителями мира (rectores mundi), "колёсами" мира (Rotae), офаним, пламенами и силами, "сынами Божьими" (Б'неи Элохим), "советниками неусыпными" и т.д. и т.д.?
Раньше нередко выдвигалось предположение (как всегда, несправедливое) о том, что Китай, страна почти столь же древняя, как Индия, не имеет своей космогонии. Выражалось сожаление, что "она не была известна Конфуцию, а буддисты распространили свою космогонию, не введя в неё личного Бога".[1]
Книга "И-Цзинь", составляющая "самую сущность древней мысли и представляющая собой общий труд наиболее глубоко почитаемых мудрецов, не содержит в себе явных признаков космогонии".[155] И всё-таки она содержит в себе космогонию, и при этом весьма явную. И лишь поскольку Конфуций не признавал возможности будущих жизней,[2] а китайские буддисты отвергают идею единого творца, признавая лишь единую причину и её бесчисленные следствия, то они оказались непонятыми сторонниками учения о личном Боге.
"Великий предел" как начальная точка для всех "изменений" (трансмиграций) — это кратчайшая и, пожалуй, наиболее красноречивая из всех космогоний, с точки зрения тех, кто, подобно конфуцианцам, любит добродетель ради неё самой и стремится творить добро, не думая о себе самом и не стремясь ежеминутно к каким-то личным наградам и выгоде. Из конфуцианского "великого предела" рождаются "две фигуры". Эти "две", в свою очередь, производят из себя "четыре образа", а те — "восемь символов".
Нередко высказываются упрёки такого рода: да, конфуцианцы видят в них "небо, землю и человека в миниатюре", но ведь мы можем увидеть в них вообще всё, что захотим. Разумеется, то же самое можно сказать и о множестве других символов, особенно о символах новейших религий. Но тот, кто хоть что-то смыслит в оккультных числах, легко увидит в этих "фигурах" пусть и грубый, но символ слаженного, последовательного развёртывания (эволюции) космоса и всех его сущностей, как небесных, так и земных. И всякий, кто когда-нибудь занимался изучением процесса образования чисел в древней космогонии Пифагора (современника Конфуция) не может не увидеть в его триаде, тетрактисе и
[[Продолжение примечания с предыдущей страницы]] непохоже это каббалистическое божество на библейского Иегову, злобного и мстительного Бога Аврама, Исаака и Иакова, искушавшего первого и боровшегося с последним. Такого Парабрахмана отверг бы любой ведантист.
[1] Rev. Joseph Edkins "On Cosmogony", p. 320. И поступили они весьма мудро.
[2] Отвергая такую возможность, он, тем не менее, был убеждён в том, что человек претерпевает перерождения (которые он называл изменениями) и постоянные трансформации. Он — как и мы — отрицал бессмертие для личности человека, а не человека.
декаде, рождающихся из единой и единичной монады, ту же самую идею. Христианский биограф Конфуция высмеивает его за "разговоры о прорицании" и приписывает ему следующие слова:[156]
"Восемь символов определяют счастливую и несчастливую судьбу и приводят к великим свершениям. Из тех образов, что поддаются подражанию, нет более великих, чем небо и земля. Не существует более великих изменений, чем четыре времени года (имеются в виду север, юг, восток и запад и т.д.). Из подвешенных образов нет ничего ярче солнца и луны. При приготовлении вещей к использованию нет никого более великого, чем мудрец. При определении судьбы счастливой или несчастливой нет ничего более великого, чем гадательные соломинки и черепаха".[1]
Таким образом, эти "гадательные соломинки", "черепаха", "символические наборы линий" и великий мудрец, вглядывающийся в то, как в них из одной получаются две, из двух — четыре, а из четырёх — восемь, а также возникают прочие сочетания "трёх и шести", подвергаются презрительному осмеянию лишь из-за неспособности правильно понять эти мудрые символы.
Автор биографии и его коллеги, несомненно, осмеяли бы и приведённые в нашем тексте "стансы", ведь они заключают в себе ту же самую идею. Древние космогонические карты сплошь состоят из линий в конфуцианском стиле, из концентрических кругов и точек. Но все они изображают самые абстрактные и глубоко философские концепции космогонии нашей вселенной. И, как бы то ни было, они, пожалуй, гораздо больше отвечают потребностям и научным задачам нашей эпохи, чем космогонические эссе Св. Августина и Беды "Досточтимого"[157], хотя последние и увидели свет более чем через тысячу лет после Конфуция.
Конфуций, один из величайших мудрецов древнего мира, верил в силу древней магии и практиковал её сам, "если исходить из того, о чём говорится в книге "Цзя-юй" ("Kia-yü"). . . . и "славил её до небес в книге "И-цзин", о чём мы узнаём из слов его достопочтенного критика[158].
И при этом уже в ту эпоху — то есть за 600 лет до Р.Х. — Конфуций и его школа утверждали идею сферичности земли и даже отстаивали гелиоцентрический принцип устройства нашей солнечной системы, хотя спустя период времени, втрое больший, чем 600 лет, после смерти китайского философа, римские папы всё ещё угрожали "еретикам" костром и отправляли-таки их в огонь за подобные утверждения. Над ним смеялись за его слова о "священной черепахе". Но ни один беспристрастно настроенный человек не увидит никакой разницы между черепахой и агнцем как кандидатами на святость, поскольку оба они представляют собой лишь символы и ничего больше. Бык, орёл,[2] лев и иногда
[1] Над ним сколько угодно могут смеяться протестанты, но уж у римских-то католиков на это нет никакого права, если они не хотят быть обвинёнными в богохульстве и святотатстве. Ведь вот уже более 200 лет Конфуций считается канонизированным святым, и канонизирован он был в Китае именно римскими католиками, тем самым заполучившими в свои ряды немало обращённых из числа малограмотных конфуцианцев.
[2] В Библии имеется немало животных, считающихся священными: например, козёл Азаз-ель, "бог победы".[159] Как говорит Абен Ездра, "если ты способен разгадать тайну Азазеля, значит, ты сможешь разгадать и тайну Его (Божьего) имени, ибо оно подобным же образом во множестве присутствует в Писании. Я сообщу тебе иносказательно одну часть тайны; [[Продолжение примечания на следующей странице]]
голубь выступают "священными животными" в западной Библии, и первые три оказываются связанными с евангелистами, а четвёртый (человеческое лицо) — это серафим, то есть змей огненный[160] — по всей видимости, Агатодемон гностиков.[1] Как мы уже разъяснили, "священные животные" и "пламена" (то есть "искры" внутри "священной четвёрки") обозначают прототипы всего, что составляет вселенную в божественной мысли, в корне, который есть совершенный куб, фундамент космоса в коллективном и индивидуальном смысле. Все они оккультным образом связаны с протокосмическими формами и с первыми конкрециями космоса, с его деятельностью и развёртыванием (эволюцией).
В самых ранних индуистских экзотерических космогониях мы видим, что творцом выступает даже не собственно демиург. Действительно, в одной из пуран говорится следующее:
"Великий архитектор мира даёт первый импульс вращательному движению нашей планетарной системы, ступая поочерёдно на каждую планету и на каждое тело".[161]
Это действие как раз и "заставляет каждую сферу вращаться вокруг себя, а всех вместе — вокруг Солнца". Но после этого в действие уже вступают
"брахмадики, солнечные и лунные питри (дхьяни коганы — Е.П.Б.), которые принимают на себя задачу попечения над своими соответствующими сферами (землями и планетами — Е.П.Б.), что они и делают до окончания кальпы".
Творцами выступают риши, большинство из которых и считаются авторами мантр или гимнов "Ригведы". Иногда их бывает семь, а иногда десять. В последнем случае они становятся Праджапати, "владыками существ". Затем они вновь превращаются в семь и четырнадцать ману — то есть в представителей семи и четырнадцати циклов бытия ("дней Брахмы"), соответствующих, таким образом, семи эонам; а к концу первого этапа эволюции они трансформируются в семь звёздных риши, Саптарши, и тогда их человеческие двойники появляются на нашей земле в виде героев, царей и мудрецов.
[[Продолжение примечания с предыдущей страницы]] и поймёшь ты меня, когда исполнится тебе тридцать три года". Так же обстоит дело и с тайной черепахи.
Восторгаясь поэтичностью библейских метафор, связанных с именем Иеговы, — "камни сияющие", "священные животные" и т.д. — и приводя цитаты из Вансской Библии (т. XIX, с. 318),[162] некий благочестивый французский писатель отмечает: "В самом деле, все они — богоподобные элохимы, ибо ангелы эти принимают, чрез силу священного приемства, само божественное имя Иеговы каждый раз, когда действуют от его имени" ("Pneumatologie", vol. II., p. 294).[163]
Но никто и не сомневался в том, что имя это действительно принималось на себя малахимами (посланниками), когда, представляя бесконечного, единого Непознаваемого, они спускались на землю, чтобы есть и пить вместе с людьми. Но если элохимам (и даже более низшим сущностям), принимавшим на себя божественное имя, поклонялись в прошлом и продолжают поклоняться сегодня, то зачем этих же самых элохимов именовать дьяволами, когда они являются под именами других богов?
[1] Этот набор символов действительно любопытен, и он показывает, каким парадоксальным оказался выбор первых христиан. Зачем им понадобилось выбрать именно эти символы египетского язычества, если образ орла в Новом Завете упоминается лишь один-единственный раз — в том месте, где Иисус называет орлов поедателями мертвечины (Матф., 24, 28)[164]; а в Ветхом Завете орлы именуются нечистыми;[165] лев сравнивается с сатаной, ибо оба рычат, желая пожрать человека,[166] а быки изгоняются из храма?[167] А с другой стороны, змей, выведенный как образец мудрости, на который надо равняться, ныне считается символом дьявола. Вот уж действительно странную и неподходящую раковину выбрала для своего рождения и развития эзотерическая жемчужина религии Христа — религии, в конечном счёте выродившейся в христианское богословие.
Эзотерическое учение Востока, таким образом, послужило тем камертоном — столь же научным, сколь и философско-поэтичным, как это можно увидеть, если убрать с него весь покров иносказаний, — на который стали подстраиваться и все остальные народы. Именно из экзотерических религий и приходится нам извлекать все корневые идеи, прежде чем мы обращаемся к истинам эзотерическим — в противном случае последние никогда не будут приняты. А кроме того, любой символ — в любой национальной религии — может иметь эзотерическое прочтение, и доказательством того, что мы правильно читаем его, служит перевод его в соответствующие числа и геометрические фигуры — и возникающая при этом поразительная согласованность между ними, несмотря на всё огромное разнообразие существующих символов и глифов. Ведь по своему происхождению все эти символы несут в себе один и тот же смысл.
Возьмём для примера самые первые строки различных космогоний: в любом случае это будет или круг, или яйцо, или голова. С этим первым символом всегда связана и окружающая его тьма — так обстоит дело и в индуистской, и в египетской, и в халдейско-еврейской, и даже в скандинавской системах. Отсюда и все эти образы чёрных воронов, чёрных голубей, чёрных вод и даже чёрного пламени: седьмой язык Агни, бога огня, назывался кали ("чёрным"), ибо представлял собой чёрное трепещущее пламя. Так, из Египта вылетели две чёрных голубки,[168] которые, поселившись в додонских дубах, дали имена греческим богам. Ной после потопа выпускает чёрного ворона,[169] символизирующего собой космическую пралайю, по окончании которой началось творение (то есть эволюция), относящееся уже к нашей земле и к нашему человечеству. Чёрные вороны Одина кружили вокруг богини Саги, "нашёптывая ей рассказы о прошлом и будущем".[170]
Каков же подлинный смысл всех этих образов чёрных птиц? Все они связаны с Первомудростью, вытекающей из докосмического источника всего сущего, который символически изображается в виде головы, круга или яйца. Последние имеют один и тот же смысл и символизируют первый архетип человека (Адама Кадмона), творящий источник всех вещей, образованный из сонма космических сил — творцов дхьян-коганов, выше которых лишь одна тьма.
Давайте обратимся к мудрости каббалы — пусть она сегодня и затемнена и содержит многочисленные искажения, — и попробуем с помощью её языка чисел приблизительно понять, по крайней мере, чтó скрывается под словом "ворон". Вот как объясняет его числовое значение книга "Источник мер".
"Слово "ворон" употребляется лишь один раз и выражено словом этх-х'оребв את־העדכ = 678, то есть 113 х 6. Слово же "голубь" употреблено пять раз. Его число 71, а 71 x 5 = 355. Шесть диаметров (то есть этот вóрон) при своём пересечении разделяют окружность круга, составляющую 355, на 12 частей, или сегментов, а 355, подразделённое на 6 для каждой единицы, составит 213-0, то есть слово "голова" ("начало" — Е.П.Б.) из первого стиха Книги Бытия. При аналогичном делении или подразделении на 2 (то есть эти 355:12), мы получаем 213-2, то есть слово "Б'раш" ב־ראש — первое слово, с которого начинается Книга Бытия, вместе с его предложным префиксом, обозначающим ту же конкретизированную астрономическую форму,
общую с той, которая здесь подразумевается"[171].
Теперь, когда тайный смысл первого стиха Книги Бытия будет звучать следующим образом: "В Раш (Б'раш), то есть в голове, возникли боги, небеса и земля",[172] нам будет легко понять и эзотерический смысл образа ворона, коль скоро мы уже установили, чтó именно обозначает образ потопа (Ноева потопа). Хотя этот аллегорический символ может иметь и множество других значений, но главный его смысл состоит в том, что он обозначает некий новый цикл, новый круг (наш четвёртый Круг).[1]
Слово "ворон" (этх-х'оребв) даёт то же самое числовое значение, что и слово "голова", но ворон не возвращается в ковчег, а голубь возвращается, неся в клюве масличный лист в тот момент, когда Ной, единственный новый человек новой расы (прототипом ему послужил Вайвасвата Ману), готовился покинуть ковчег, земную утробу (аргху), и голубь является символом чисто духовного, бесполого, андрогинного человечества первых трёх рас, навеки исчезнувших с земли. В числовом выражении и Иегова, и Адам, и Ной в каббале представляют собой одно и то же: это в лучшем случае божество, сошедшее на гору Арарат (позднее на Синай) для того, чтобы человек воплотился в его образ естественным порядком, то есть из материнской утробы, символами которой в Книге Бытия выступают ковчег, гора (Синай) и т.д. Еврейское повествование имеет скорее астрономический и одновременно физиологический, а не антропоморфический, характер.
И вот здесь-то и пролегает пропасть между двумя системами (арийской и семитской), хотя обе они и построены на одном и том же основании. Как указывает один толкователь каббалы, главная идея, лежащая в основе всей еврейской философии, состояла в том, что Бог заключает внутри себя все вещи, а человек являет собой его подобие — человек, понимаемый как мужчина и как женщина (андрогин — Е.П.Б.)".[173]
А во-вторых, геометрия и система чисел (а также астрономические единицы измерения — Е.П.Б.) содержатся уже в самих словах "мужчина" и "женщина". Кажущаяся несуразность такого рассуждения устранялась указанием на связь понятий "мужчина" и "женщина" с особой системой чисел, единиц измерения и геометрии, представленной в виде периодов беременности и родов. Таким образом эти слова увязывались с имеющимися фактами, делая данный способ рассуждения более логичным.
Утверждается, что поскольку первопричина абсолютно непознаваема, то
"символом её первого доступного пониманию проявления был избран круг с изображением линии диаметра, передающего одновременно и геометрическую, и фаллическую, и астрономическую идею, и это изображение в конце концов превратилось в "простое обозначение человеческих половых органов".[2]
Так весь цикл событий,
[1] Вполне справедливо замечание Брайента:[174] "друид Бардезин говорит, что, когда Ной вышел из ковчега (рождение нового цикла), в котором он пробыл год и один день, то есть 364 + 1 = 365 дней, Нептун поздравил его с рождением из вод потопа и наступлением счастливого нового года".[175] "Год" или цикл эзотерически обозначает новое человечество, которое после разделения полов стало рождаться от женщины, и в этом состоит второй смысл этого сказания. Первый же указывает на начало четвёртого Круга, то есть на новый сотворенный мир.
[2] Неопубликованная рукопись (но см. "Source of Measures").
начиная от Адама и патриархов и кончая Ноем, приобретает фаллический и астрономический характер, где одно регулирует другое, например лунные фазы. Из этого же следует, что и генезис евреев начинается с момента их выхода из ковчега по окончании потопа — то есть с Четвёртой расы. У ариев, однако, всё обстоит по-другому.
Восточный эзотеризм никогда не допускал подобной вульгаризации единого бесконечного Божества, вместителя всего сущего, и это отчётливо видно уже в самом факте отсутствия Брахмы в "Ригведе" и в том скромном положении, которое занимают в ней Рудра и Вишну, много веков позднее ставшие великими и могучими богами, "Беспредельностями" экзотерических вероучений. Но даже и они, эти трое, как бы ни были они похожи на творцов, не являются непосредственными творцами[176] и "праотцами человечества". Последние, как мы видим, занимают гораздо более низкое положение и называются Праджапати,[177] питри (нашими лунными предками) и т.д. и т.д. — но никогда не именуются "единым бесконечным богом".[178] Как показывает эзотерическая философия, по образу божества был создан лишь физический человек, но божество это представляет собой только одного из "малых богов". И лишь высшее "я", подлинное эго, единственно является божественным и Богом.
———————
[1] Ф.-О. Шатобриан. Гений христианства (François-Auguste Chateaubriand, "Génie du Christianisme", 1802) — 1:118 (SDR, TUP).
[2] Творения святых отцев. Т. 44, М., 1864. — Творения Святого Епифания Кипрского. Об ересях. С. 70: "Называются же офитами потому, что чтут змея (ὄφιν)."
[3] См. Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского, М., 1985, кн. 1, 20, с. 16: "Научился он [Аполлоний] этому, странствуя среди арабов, которые превосходно знают и используют звериные наречия,.. а внятны им эти вещания якобы потому, что они едят то ли змеиное сердце, то ли змеиную печень".
[4] Творения Святого Епифания Кипрского. Об ересях. С. 76: "Но змий увлек их, принес ведение и научил мужа и жену всему ведению вышних тайн".
[5] См. "Natural Genesis", v. I, p. 340.
[6] Автором её является генерал Дж. Форлонг (J.G.R Forlong, см. "Index to the Secret Doctrine" by John P. Van Mater).
[7] Richard Payne Knight (1750-1824) — автор ряда книг, посвящённых исследованию символики древних народов, главным образом фаллических культов.
[8] См. Thomas Inman (1820-1876), "Ancient Faiths Embodied in Ancient Names".
[9] См. "Natural Genesis", v. I, p. 424.
[10] См. Бхагаватгита (перев. В.С. Семенцова), гл. XV, 1: "Говорят, у ашваттхи бессмертной // Корни кверху растут, ветви — книзу"/
[11] О дереве жизни, ашваттха, и о "мече знания", которым необходимо срубить это дерево для того, чтобы "раб жизни и смерти, человек", смог получить освобождение, см. также ниже: "Тайная доктрина", ч. III, гл. VIII, с. 536.
[12] См. Бхагаватгита, гл. XI, 37: "Как же, Великий, Тебя им не славить? // Ты выше Брахмы — творец изначальный! // Мира обитель! Безмерный Владыка! // Ты — всё: суть, несуть, и то, что за ними".
[13] Ёрмунгандр. Мировой змей, опоясывающий собой средний мир, Мидгард, пребывая на дне океана.
[14] См. "Vishṇu Purāṇa" — 2:211 (SDR, TUP).
[15] См. Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета, М., 2000 — О сотворении мира, согласно Моисею, (89), с. 71: " . . . весь мир был сотворен в соответствии с природой шестерицы, совершенного числа . . . ".
[16] Филон Иудей. Аллегорическое толкование (Philo Judaeus, "Allegorical Interpretation, I", VI, 16).
[17] См. Филон, О сотворении мира (89-90): " . . . Отец прославил наступивший седьмой день, похвалив его и назвав святым. Ведь не в одном каком-то городе или стране, но повсюду этот день является праздником, который один в полном смысле слова достойно назвать общим для всех людей и днем рождения мира. (90) Не знаю, найдется ли кто-нибудь, кто по достоинству смог бы воспеть природу седмицы, поскольку она превосходит всякое слово. Однако не следует хранить молчание из-за того, что она необычайнее всего сказанного о ней, но нужно дерзать изъяснять если не все, и даже может быть не самое главное, то, по крайней мере, доступное нашему разумению".
[18] "Семиномье" (см. Клавдий Птолемей, География, кн. IV). Ном — это название административных областей Египта.
[19] "Важное значение для понимания китайской мифологии имеют представления о пяти звёздных дворцах (гун): срединном, восточном, южном, западном и северном, которые соотносятся с символами этих направлений: Тай-и ("великая единица"), Цин-лун ("зелёный дракон"), Чжу-цяо ("красная птица"), Бай-ху ("белый тигр") и Сюань-у ("тёмная воинственность") (т. 1, с. 654) . . . ЦИН-ЛУН, Цан-лун ("зелёный дракон"), в китайской мифологии дух символ востока. Поскольку восток ассоциировался с весной, то и символом его был дракон цвета зелёной весенней травы (часто неверно переводится как "синий дракон") (т. 2, с. 622)" ("Мифы народов мира")
[20] Указ соч. — 2:312-313 (SDR, TUP).
[21] Там же — 2: 344 (SDR, TUP).
[22] Прокл Диадох. Комментарий к "Тимею". Кн. I. М., 2012, с. 148: "Вот и ассирийцы, говорит Ямвлих, ссылаясь на Гиппарха, не только проводили наблюдения в течение 270000 лет, но и оставили памятные записи о всеобщих восстановлениях (ἀποκαταστάσεις) и периодах семи космических владык {примеч. "Семь космических владык (космократоров) — это семь планет. Их полное восстановление (ἀποκατάστασις), т. е. одновременное возвращение каждой к своей исходной точке, составляет великий космический год, о котором будет говориться в Тим. 39 d"}.
[23] См. Евсевий. Евангельское приготовление (Eusebius, "La Préparation Évangélique", tr. Séquier de Saint-Brisson, 1846: "Они изображают солнце в виде человека, иногда находящегося в лодке, иногда — на крокодиле. Лодка обозначает движение (солнца) по водной глади (влажное начало: "воды пространства") — 1:120 (iii.11) (SDR, TUP).
[24] C.W. King, "The Gnostics and Their Remains, Ancient and Mediaeval", 1887.
[25] "Гор-па-херд (египетск.) Гор младший или Гор-Младенец. Изображения его матери, Исиды, вместе с младенцем широко распространены в Египте, а вместе с отцом, Осирисом, образуется троица: Отец-Мать-Сын" (см. G. de Purucker, ETG).
[26] King, "Gnostics", pp. 366-368.
[27] Откр., 10, 3-4.
[28] King, "Gnostics" — pp. 200-201 ("Pistis Sophia", 378) (SDR, TUP).
[29] Демон — это Бог, вывернутый наизнанку (лат.).
[30] Devil (англ.) — дьявол.
[31] Бней Элохим (ивр.) — сыны Божьи.
[32] См. Общий обзор истории пантеизма (General Sketch of the History of Pantheism [by Constance Plumptre], 1879): "[пантеизм] Спинозы представляется нам особенно ясным и логичным. . . . Спиноза, таким образом, понимает Бога как имманентную причину и сущность всех вещей . . . Следовательно, выступая в качестве имманентной и вездесущей причины, Бог понимается как Natura naturans ["природа порождающая — пер."]. Когда же он рассматривается как проявление в том, что мы называем творением, он — Natura naturata ["природа порождённая" — пер.] — 2:321-322 (SDR, TUP).
[33] Т. Вествуд. Поиски Святого Грааля (T. Westwood, "The Quest of the Sancgreall", 1868) — p. 198 (SDR, TUP).
[34] Все прочие (итал.)
[35] Блез Паскаль. Мысли. М., 1994, гл. XXII "Различные мысли о религии", LXVI, с. 262.
[36] "Зла как такового, зла самого по себе" (лат.)
[37] См. "Isis Unveiled", v. II, p. 225: "Как в каббале, так и в системе офитов оба — и Офис, и Офиоморфос — представлены как эманации, символически выраженные в образе змеев, при этом первый олицетворяет вечность, премудрость и дух.., а второй — коварство, зависть и материю". См. также: Разоблачённая Изида, кн. 2, с. 288.
[38] А. Круден. Полное соответствие Священным Писаниям (Alexander Cruden, "A Complete Concordance to the Holy Scriptures", 1830) — p. 607 (SDR, TUP).
[39] См. Ин. 8, 44.
[40] См. Иов 1, 6: "И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана".
[41] 2 Цар., 24, 1.
[42] 1 Пар., 21, 1.
[43] Числ. 21. 8-9.
[44] См. "Vishṇu Purāṇa" — 1:10 (примеч.) (i.1) (SDR, TUP).
[45] См. Dowson, "Classical Dictionary": "Кродха-Ваша. Одна из многочисленных дочерей Дакши . . . Была матерью всех зубастых чудовищ, . . . пожирателей плоти" — p. 169 (SDR, TUP).
См. там же: "Пишачи . . . изображены в качестве детей Кашьяпы от его супруги Кродхаваши, или Пишачи . . . " — pp. 234-235 (SDR, TUP).
[46] См. Шарль де Паравей. О следах Библии, обнаруженных в книгах индусов (Ch. de Paravey, "Des Traces de la Bible Retrouvées dans Les Livres Indous", 1851) — p. 439 ("Annales de Philosophie Chrétienne", v. 42) (SDR, TUP).
[47] Там же — p. 440 (SDR, TUP).
[48] Ведийский риши, от лица которого ведётся повествование в Вишну-пуране.
[49] См. Йоганн Лоренц Мосхайм. Церковная история (J. L. Mosheim, "An Ecclesiastical History", tr. A. Maclaine, 1821): " . . . с течением времени в плероме сформировалось небесное семейство. Это божественное потомство . . . получило у философов название "эон". По-гречески это слово означает "вечная природа" {примеч.: "В древности под эоном, или αιων, понимали . . . период существования духовных и невидимых существ . . . По законам метонимии это слово стало обозначать и самих этих существ"}." — 1:80 (и примеч.).
"Эти ангелы создали для себя особое небо, в котором и поселились, а затем произвели из себя других ангельских существ, которые по природе своей стояли уже чуть ниже их самих . . . Постепенно . . . эти ангельские существа утратили свою первозданную чистоту . . . " — 1:179-180 (SDR, TUP).
[50] См. Божественный Поймандр ("The Divine Pymander", tr. Everard, 1884 (20-22), pp. 10-11): "Обладая полной властью, он увидел творения и труды Семерых, . . . и каждый из них отдал ему часть своей природы. Старательно познав и осознав их сущность, и причастившись их природе, он возжелал прорваться чрез окружность кругов и познать могущество того, кто властвует над огнём. . . . и, прорвавшись чрез силу кругов, он показал и явил природе, находящейся внизу, прекрасный образ Бога".
[51] См. Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада. Киев-Москва, 1998 (14), с. 17: "Пред этой чудесной красотой, где все энергии семи Управителей были соединены в форму Бога, Природа улыбнулась от любви, узрев отражение благолепия Человека в воде и его тень на земле. И он, увидев в Природе изображение, похожее на него самого, — а это было его собственное отражение в воде, — воспылал к ней любовью и возжелал поселиться здесь. В то же мгновение, как он это возжелал, он это и совершил и вселился в бессловесный образ. Природа заключила своего возлюбленного в объятия, и они соединились во взаимной любви".
[52] "Des Esprits" — 2:349 (SDR, TUP).
[53] См. там же: "У сабиев вождём планетарных духов выступал Шемаль, и Хвольсон считает его особым божеством, правившим землёй" {примеч.: "Набатейское земледелие, том 2, с. 217} — 2:349 (и примеч.).
См. Д. Хвольсон. Сабии и сабеизм (D. Chwolsohn, Die Ssabier und der Ssabismus, 1856): "Слова "вождь гениев" определённо относятся к богу Шемалю, . . . "который является наивысшим Богом" . . . " — 2:217 (SDR, TUP).
[54] Самаэль (סמאל) — "начальник демонов, видная фигура в талмудической и по-талмудической литературе, где он является силою разрушительной. Этимологически слово סמאל означает "яд Бога", в виду того, что он является также и ангелом смерти . . . " (Еврейск. энц. Бр. и Ефр., сс. 842-843).
[55] То есть семи "ректоров", управителей, или космократоров.
[56] См. "Des Esprits": "В этой сказке . . . мы сначала видим, как Крон оскопляет Урана, а затем . . . Юпитер восстаёт против своего отца (Сатурна) . . . " — 2:349 (SDR, TUP).
[57] См. там же: " . . . Мы должны чётко отделять первых, небесных титанов, Уранидов, как от вторых титанов (т.е. допотопных исполинов), так и от третьих послепотопных гигантов, которые, судя по всему, соответствуют потомкам Хама . . . " — 2:349 (SDR, TUP).
[58] Коль скоро он "как будто похож" на Уранида.
[59] Титаны — в греческой мифологии боги первого поколения, рождённые землёй Геей и небом Ураном; их шесть братьев (Океан, Кой, Крий, Гиперион, Иапет, Кронос) ("Мифы народов мира", т. 2, с. 514).
[60] См. "Des Esprits": "Гесиод и большинство мифографов насчитывают лишь шесть титанов, . . . но, как нам постоянно объясняют, всё зависит от того, включаете вы или не включаете в число семи кабиров Птаха. Кроме того, в "Энциклопедии народов мира" . . . мы узнаём о существовании "ещё одного фрагмента мифа, в котором упоминается седьмой, и этот седьмой носит имя Форег" — 2:349-350 (SDR, TUP).
[61] Или Таракамайя (санскр.) — "Война, вспыхнувшая в результате похищения луной Сомой, супруги Брихаспати, Тары" (см. Dowson, Classical Dictionary, p. 318). "Война на небесах; борьба между богами и асурами за освобождение Тары (или Тараки), супруги Брихаспати, которая была похищена Сомой (см. G. de Purucker, ETG).
[62] См. "Vishṇu Purāṇa", v. 3, p. 201.
[63] См. там же: "Научи нас какой-нибудь хитрости, дабы покончить нам с врагами божьими {примеч. "асурами"}". Услышав их мольбы, могучий Вишну испустил из своего тела обманчивый облик". "Так дайтьи были отвлечены от надлежащего исполнения своих обязанностей теми уроками, которые преподал им этот иллюзорный наставник . . . " — 3:206, 208 (iii.17, 18) (SDR, TUP).
[64] См там же — 3:205-206 (и примеч.) (iii.17) (SDR, TUP).
[65] Вражда, существующая между различными богословиями (лат.).
[66] См. "The Bhagavadgītā, Sanatsujātīya and Anugītā", tr. K. T. Telang, 1882 — p. 24 ("Introduction") (SDR, TUP).
[67] См. "Vishṇu Purāṇa" — 3:207 (SDR, TUP).
[68] См там же — 5(I):373 (SDR, TUP).
[69] См. там же — 2:36-37 (примеч.) (i.17) (SDR, TUP).
[70] См. там же: " . . . Помимо своего аспекта как верховной сущности, Вишну выступает также в двух других своих аспектах: как пракрити и как дух . . . " — 1:25 (примеч.) (i.2) (SDR, TUP).
[71] См. А. Уэйт. Таинства магии (A. E. Waite, "The Mysteries of Magic", 1886): "Этот окружающий нас и всепроникающий флюид,.. который мы называем астральным светом и мировым агентом . . . " "Великий магический агент является четвёртой эманацией принципа жизни . . . " "Выступая орудием в руках жизни, астральный свет естественным образом концентрируется в жизненных центрах, . . . он проявляет себя как жизнь индивида в той форме существования, которую он оживляет" — pp. 75, 76 ["Труды Элифаса Леви" ("Writings of Éliphas Lévi")] (SDR, TUP).
[72] " Vishṇu Purāṇa". B. III, ch. XVII, p. 336.
[73] Матф., 12, 33.
[74] То есть тот, кто не занимался высшей йогой.
[75] Иов 2. 3-7; Быт. 12. 15, 17; Исх. 4, 21; Быт. 12, 17.
[76] "Vishṇu Purāṇa", vol. 3, p. 206.
[77] Там же, p. 207.
[78] Ср. русск. канонич. текст: "Был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана предстать пред Господа".
[79] См. Дж. Муир. Стихи из "Сарва-Даршана-Санграха" (J. Muir, "Verses from the Sarva-Darśana-Sangraha", Dec. 14, 1861) — p. 302 ("Journal of the Royal Asiatic Society", v. 19) (SDR, TUP).
[80] В. Вегнер. Асгард и боги под ред. У.С. Энсона (W. Wägner, "Asgard and the Gods", ed. W. S. W. Anson, 1880.
[81] Там же, p. 2.
[82] Там же, p. 21.
[83] См. Томас Тэйлор. Мнения античных теологов (Thomas Taylor, "Opinions of Ancient Theologists", April 1797): " . . . согласно учениям античных теологов, . . . наивысший бог не является непосредственным мастером-строителем вселенной" — p. 259 ("Monthly Magazine", v. 3) (SDR, TUP).
[84] См. Дамаский Диадох. О первых началах. СПб, 2000, 125в, с. 358: " . . . по их [египтян — перев.] мнению, воспеваемое единое начало всего — непознаваемая тьма . . . "
[85] См. Тэйлор. Мнения — p. 259 (SDR, TUP).
См. Порфирий. Труды. Т. 1, СПб, 2017 — О воздержании от одушевлённых, 34.2, с. 117: "Богу, который над всеми,.. не родственно ни звучащее слово, ни внутреннее . . . "
[86] Гесиод. Теогония (117) (перевод В. Вересаева).
[87] Платон. Кратил, Федон, Парменид и Тимей (в пер. Т. Тэйлора) (Plato, "The Cratylus, Phaedo, Parmenides and Timaeus", tr. Thomas Taylor, 1793): "Это молчание особенно заметно у Гесиода, который в своей "Теогонии" говорит: . . . "Хаос был зарождён прежде всего" — а следовательно, какая-то причина должна была предшествовать Хаосу, благодаря которой он и был произведён, ибо не бывает следствия без причины" — pp. 259-60 ["Введение" к "Пармениду" ("Introduction" to Parmenides)] (SDR, TUP).
[88] См. Тэйлор. Мнения — p. 259 (SDR, TUP).
[89] См. Платон (в пер. Т. Тэйлора): "Это . . . заметно у Гесиода, который в своей "Теогонии" говорит: "ητοι μεν πρωτιστα Χαος γενετ . . . " То есть "Хаос был зарождён прежде всего" . . . По мнению всех античных мыслителей, слово γενετο понималось в смысле "был зарождён", а не просто был" — pp. 259-260.
[90] Christopher Wren, архитектор Собора Св. Павла в Лондоне. Одновременно известен как основатель масонства в Англии.
[91] В своём примечании Т.Тэйлор объясняет: "Тот разряд оккультных и незримых сущностей, к которым относятся Ночь и Фанес, Орфей называет адитом (adytum). Следовательно, под первыми адитами Прокл понимает наивысший разряд умопостигаемых сущностей".
[92] Proclus, "On the Theology of Plato", Book II, ch. XI (tr. Thomas Taylor, 1793). См. русск. перевод: Прокл. Платоновская теология. СПб, 2001, кн. II, гл. XI, с. 146: " . . . давайте скажем самим себе, что . . . мы постигли обособленного первого бога . . . И, поскольку он — бог всех богов и генада генад, и поскольку он потусторонен первой недоступной для входа святыне, более неизречен, чем всякое молчание, и более непознаваем, чем любое наличное бытие, он, как святой, скрыт среди святых умопостигаемых богов".
[93] См. Тэйлор. Мнения — p. 260 (SDR, TUP).
[94] См. там же (SDR, TUP).
[95] См. Dowson, "Classical Dictionary": "Имя Брахмы не встречается ни в ведах, ни в брахманах, где активный творец фигурирует под именем Хираньягарбха, Праджапати и т.д . . . " — p. 57 (SDR, TUP).
[96] См. Дж. Оливер. Треугольник Пифагора (G. Oliver, "The Pythagorean Triangle", 1875): " . . . монада — это символический трон всемогущего божества, расположенный в центре эмпиреев . . . Это представление символически выражалось в виде иерограммы, в которой точка располагалась внутри круга или равностороннего треугольника, . . . ибо монада, или точка, есть источник и причина всей системы чисел . . . " — p. 36 (SDR, TUP).
[97] См там же: "Универсальный символ, которым была обозначена эта великая сущность, точка внутри круга . . . Гермес Трисмегист . . . описывает создателя вселенной как "умопостигаемую сферу, центр которой располагается везде, но окружность которой не поддаётся никакому определению", ибо вселенная не имеет границ . . . " — p. 37 (SDR, TUP).
[98] Платон. Сочинения. Т. 3, ч. 1, СПб, 2007 — Филеб, 16с, с. 20: " . . . все, о чем говорится как о вечно сущем, состоит из единства и множества и заключает в себе сросшиеся воедино предел и беспредельность".
[99] Porphyry, "De vita Pythagorae" ("Жизнь Пифагора"). "Единица эта [монада — перев.] присутствует во всем, что состоит из частей, она соединяет эти части и сообщает им единодушие, ибо причастна к первопричине" (См. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., "Мысль", 1986 — Порфирий. Жизнь Пифагора).
[100] См. Max Müller, "Chips": " . . . йогины . . . утверждали, будто в экстатическом состоянии человек обладает способностью созерцать Бога лицом к лицу . . . Вы не доказали существование своего Господа, замечает [Капила], а потому я не вижу никаких оснований, почему я должен изменить своё определение чувственного восприятия, чтобы в него могли вписаться ваши экстатические видения . . . насмешливо говорил он, обращаясь к своим противникам . . . Верховным божеством мистиков, разъяснял Капила, может быть либо Абсолют и нечто безусловное (мукта), либо что-то ограниченное и конкретно обусловленное (баддха). Если он абсолютен и безусловен, то не может переходить в состояние какого-либо творца . . . Если же, наоборот, он изображается как нечто активное и способное трудиться и творить, то он уже не может больше оставаться той абсолютной и неизменной сущностью, в которую, как нас убеждают, мы должны веровать" — 1:228-229 (SDR, TUP).
[101] См. Томас Тэйлор. О первоначале (Thomas Taylor, "On the First Principle",) Feb. 1887, "The Platonist", v. 3 [Статья "О первоначале" была опубликована под названием "Мнения античных теологов" в журнале "The Monthly Magazine", v. 3, в апреле 1797 года] (SDR, TUP).
[102] "Asgard and the Gods", p. 22.
[103] См. Тайная доктрина, том 2, станс IV "Создание первых рас".
[104] Там же, р. 26.
[105] Там же, р. 29.
[106] См. Max Müller, "Chips": "Греки называли Ζεύς [Зевса — перев.] "сыном времени". . . . Выражения Κρονίων и Κρονίδης [т.е. Кронид — перев.] применялись по отношению к нему в том смысле, что он "связан со временем, выступает символом времени и существует во времени" . . . Это было имя, вполне достойное верховного бога, бога времени, вечного бога . . . Сегодня звук "к" в этом обозначающим время слове (κρόνος [кронос] произносится с придыханием, и слово превратилось в χρόνος [хронос]) . . . " — 2:152 (SDR, TUP).
[107] См. Вэнс Кеннеди. Исследования природы и родства античной и индуистской мифологий (Vans Kennedy, "Researches into the Nature and Affinity of Ancient and Hindu Mythology", 1831): " . . . не осталось ничего, повсюду простирался лишь один безбрежный океан, . . . и всё было окутано непроглядной тьмой. И лишь одно существо, Маха Кала [Великое Время], самосущее, заполняло собой тогда всё пространство. Возжелав творить, оно вспенило . . . указательным пальцем, и тогда возник пузырёк, который . . . превратился в яйцо, светившееся, как золото . . . И в середине его появился Брахма . . . " — p. 276 (SDR, TUP).
[108] Платон. Сочинения. Т. 2 — Пир, 189d–190b, сс. 118-119: "Когда-то наша природа была не такой, как теперь, а совсем другой. Прежде всего, люди были трех полов, а не двух, как ныне, — мужского и женского, ибо существовал еще третий пол, который соединял в себе признаки этих обоих . . . андрогины, . . . и таковы они были потому, что мужской искони происходит от Солнца, женский — от Земли, а совмещавший оба этих — от Луны, поскольку и Луна совмещает оба начала".
[109] См. Dowson, "Classical Dictionary", p. 329.
См. также: "ВАЧ ("речь", "слово"), в древнеиндийской мифологии богиня речи, персонификация речи. В "Ригведе" ей посвящён один гимн (X 125) . . . Её называют божественной, царицей богов (VIII 89, 10 — 11). В творении сущего Вач связана с Праджапати (брахманы) . . . В "Тайттириябрахмане" Вач называют "матерью вед" . . . Образ Вач сложился на основе древнеиндийских представлений о триаде мысль — слово — дело и об особом значении звучащей речи. Указывались параллели между древнеиндийскими теориями слова и некоторыми чертами Вач, с одной стороны, и учением о Логосе в древнегреческой философии — с другой" ("Мифы народов мира", т. 1, сс. 219-220).
[110] "The Theosophist", Vol. VIII, No. 89. — February, 1887, pp. 302-303.
[111] См. там же, p. 303: "Этот Логос, выражаясь языком древних авторов, можно назвать и Ишварой, и Пратьягатмой и Шабда Брахманом".
Шабда-Брахман (санскр.) — Слово-Брахман, "душа-Брахман, которая через свои акашические покровы выражает себя как божественный Логос, то есть Слово, звук"; аналогичен активному непроявленному Логосу солнечной системы и по смыслу тесно связан с учением о дэйвипракрити. В своём посмертно изданном "Теософском словаре" Е.П. Блаватская называет Шабда-Брахмана "тонкоэфирными вибрациями, рассеянными по всему Пространству" (см. G. de Purucker, Occult Glossary and ETG)
[112] "The Theosophist", pp. 303-304.
[113] Там же, p. 304.
[114] Там же, p. 304.
[115] См. там же, pp. 304-305.
[116] См. там же, pp. 305, 309: "И вот мы видим, что самое первое проявление Парабрахмана имеет вид триады . . . " "Но теперь возникает вопрос: а что же делает эту триаду завершённой и превращает её в четверицу? Конечно же, этот свет Логоса. Как я уже сказал, что-то вроде этого света пронизывает собой каждый живой организм, и точно так же в этой триаде он проявляется в каждом её упадхи в виде истинной дживы (эго) человека".
[117] См. J. Ralston Skinner, "The Cabbalah — No. VI", June 1886 — p. 257 (Masonic Review, 65:5) (SDR, TUP).
[118] Там же — pp. 257-258 (SDR, TUP).
[119] Subba Row, "Bhagavad Gita", p. 303.
[120] Там же, p. 305: "И вот мы видим, что самое первое проявление Парабрахмана имеет вид триады — наивысшей триады, какая только доступна нашему пониманию. Она состоит из мулапракрити, ишвары (или Логоса) и энергии сознания Логоса, его силы и света . . . "
[121] См. там же: "Мы имеем, во-первых, материю; во-вторых, силу — во всяком случае, некую основу для действующих сил космоса; а в-третьих, мы имеем эго, то есть единый корень "я", и любые другие виды "я" являются лишь проявлениями и отражениями этого "я".
[122] См. Massey, "Natural Genesis": " . . . прародительница произвела своё потомство: семеро элементарных сил . . . Эти семеро и сотворили человека по своему образу — ибо были они сынами Софии, элохимами Книги Бытия . . . " — 2:153 (SDR, TUP).
[123] Об Адити см. том I, станс IV, с. 99. Мать богов, мать семерых адитьев.
[124] См. Джон Хант. Очерк о пантеизме (John Hunt, "An Essay on Pantheism", 1866): "Взятые вместе, Исида, Осирис и Гор заключают в себе, можно сказать, всю систему египетской мифологии . . . Исида является сестрой, супругой, дочерью и матерью Осириса . . . " — p. 43 (примеч.) (SDR, TUP).
[125] См. там же: "Это Слово [сфира] явилось тем самым первым лучом, тем самым родником, в котором принципы зачатья и воспроизводства были слиты воедино; это принцип отцовства-материнства актуальной вселенной, . . . благодаря которому оно [Слово] проистекает в виде божественного луча во всех степенях света, жизни и духа. А возглавляет всю эту градацию небесный человек, Адам Кадмон . . . " — pp. 89-90 (SDR, TUP).
[126] Дочь-Голос (лат.)
[127] "Notes on the Bhagavat Gita", p. 307.
[128] Там же.
[129] См. J. Ralston Skinner, "The Cabbalah — VI", June 1886 — p. 266 (Masonic Review, 65:5) (SDR, TUP).
[130] Р. Скиннер говорит о девяти "великолепных светах".
[131] См. G. Oliver: "Видя в Божестве единственную причину и первоначало всего сущего, Пифагор считал его центром единицы и источником гармонии" — p. 48 (SDR, TUP).
[132] Там же: " . . . будучи неделимой, единица не имеет состава и является не числом, а источником и матерью всех чисел" — p. 45 (SDR, TUP).
[133] Там же, p. 15 (SDR, TUP).
[134] См. Св. Иустин. Творения. М., 1995 — Разговор Св. Иустина с Трифоном иудеем. Сс. 135-136: " . . . я пришел к знаменитому пифагорейцу, человеку, очень гордившемуся своею мудростью. Когда я объявил ему о своем желании сделаться его слушателем и учеником, он спросил меня: "А учился ли ты музыке, астрономии и геометрии?" . . . и отослал меня, как скоро я признался в неведении их. Естественно, я опечалился о том, что разрушилась моя надежда . . . ".
[135] Речь, по-видимому, идёт не столько о "твёрдых", сколько о "чувственно-воспринимаемых" телах (ср. англ. переводы книги, выполненные C.D. Yonge в 1853 г. и R.D. Hicks в 1925 г.: "sensible bodies"). В русском переводе с древнегреческого весь этот фрагмент звучит следующим образом: "Начало всего — единица; единице как причине подлежит как вещество неопределённая двоица; из единицы и неопределённой двоицы исходят числа; из чисел — точки; из точек — линии; из них — плоские фигуры; из плоских — объёмные фигуры; из них- чувственно-воспринимаемые тела, в которых четыре основы — огонь, вода, земля и воздух; перемещаясь и превращаясь целиком, они порождают мир — одушевлённый, разумный, шаровидный, в середине которого — земля; и земля тоже шаровидна и населена со всех сторон" (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, М., 1986, 25, с. 313).
[136] Поселение в Египте, примерно в 30 км к югу от Каира.
[137] На момент разговора с Геродотом.
[138] "Oedipus Aegyptiacus". Автором этой книги является немецкий иезуит Атанасий Кирхер (Athanasius Kircher, 1601-1680), одним из первых привлёкший внимание Запада к проблемам египтологии.
[139] См. "Des Esprits": "Сирийцы определяли свои миры почти так же, как они обозначены в учении о десяти сфирот" {примеч.: Мор Исаак, цит. о. Кирхером, "Œdipus", v. 2, p. 425}] . . . " — 4:10, 11 (примеч.) (SDR, TUP).
[140] См. там же — 4:10 (SDR, TUP).
[141] Там же — 4:11 (SDR, TUP).
[142] Там же (SDR, TUP).
[143] (лат.) Дословно: "да будет!", то есть "воля".
[144] См. Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада — Поймандр, (9), с. 15: "Ум, Бог, объединяющий мужское и женское начала, который есть жизнь и Свет, сотворил Своим Словом иной созидающий Ум — Демиурга, бога огня и дыхания, который создал затем семь Управителей, объемлющих в своих кругах мир чувственный и управляющих им с помощью того, что называют Судьбой".
[145] "Семь Риши" (санскр.)
[146] Maspero, "Guide" — p. 149 (SDR, TUP).
[147] Книга Еноха, Казань, 1888, LXIX, 13-14: " . . . И это число Кесбеела, который показал святым главу клятвы, когда он жил высоко вверху во славе, и имя её (клятвы) Бека. И этот ангел сказал святому Михаилу, чтобы он показал им сокровенное имя Божие, дабы они видели то сокровенное имя и упоминали его при клятве, чтобы содрогались пред этим именем и клятвою те, которые показали сынам человеческим всё, что было сокрыто".
[148] В переводе с древнеевр. языка его имя означает "кто как Бог?", "кто подобен Богу?" (см. Правосл. энц., т. 45, с. 503).
[149] Исх. 13, 21: "Господь же шел пред ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью".
[150] См. "Des Esprits" — 2:333 (SDR, TUP).
[151] См. Альберт Макки. Энциклопедия франкмасонства (Albert G. Mackey, "Encyclopædia of Freemasonry", 1874): "Иегова . . . На иврите оно состоит из четырёх букв: יהוה, почему и называется "тетраграмматоном", то есть четырёхбуквенным именем. А поскольку произносить его запрещалось как иудеям, так и масонам, то оно называется также неизречённым и непроизносимым именем" — p. 376 (SDR, TUP).
[152] "Qabbalah", Myer, p. 263.
[153] Или единичность.
[154] См. "Royal Masonic Cyclopaedia", Mackenzie — 1:261 (SDR, TUP).
[155] Джозеф Эдкинс. Китайский буддизм (Joseph Edkins, "Chinese Buddhism", 1880) — p. 320 (SDR, TUP).
[156] См. Edkins — p. 320 (SDR, TUP).
[157] Беда Досточтимый (или Достопочтенный) (ок. 672 или 673 — 27 мая 735) — бенедиктинский монах, автор "Церковной истории народа англов". Считается "отцом английской истории". Один из учителей церкви. В 1899 г. канонизирован в качестве святого.
[158] См. Edkins, p. 325 (SDR, TUP).
[159] См. Нотт и Глиддон. Типы человечества (Nott and Gliddon, "Types of Mankind", 1855): "Слово АЗАЗ образовано от односложного корня "аЗ", что значит "покорять", "побеждать", а значит, слово АЗАЗ-ЕЛЬ обозначает "Бог победы" . . . " — p. 600 (SDR, TUP).
[160] См. Дж. Фейбер. Трактат о таинствах кабиров (G. S. Faber, "A Dissertation on the Mysteries of The Cabiri", 1803): "У меня есть сильные подозрения, что слово "серафим" как в значении "жечь", так и в значении "огненный змей" в конечном счёте восходит к сложному корню "сар-оф", что значит солнечный змей" — 1:164 (примеч.) (SDR, TUP).
[161] См. "Des Esprits" — 4:10 (SDR, TUP).
[162] "В 1748-1750 гг. вышла Библия аббата А. Ф. де Ванса в 14 томах, т. н. Вансская Библия" (см. Правосл. энц., т. 5, с. 183).
[163] Там же — 2:294 (и примеч.) (SDR, TUP).
[164] " . . . ибо, где будет труп, там соберутся орлы".
[165] Втор., 14. 11-12: "Всякую птицу чистую ешьте; но сих не должно вам есть из них: орла, грифа и морского орла".
[166] 1 Пет., 5,8: " . . . противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить".
[167] Ин., 2, 12: " . . . выгнал из храма всех, [также] и овец и волов . . . ".
[168] Геродот. История, кн. 2, 55: "Две черные голубки однажды улетели из египетских Фив, одна — в Ливию, а другая . . . в Додону. Сев на дуб, голубка человеческим голосом приказала воздвигнуть здесь прорицалище Зевса. Додонцы поняли это как волю божества и исполнили ее".
[169] Быт., 8. 6-7: "По прошествии сорока дней Ной . . . выпустил ворона, который, вылетев, отлетал и прилетал, пока осушилась земля от воды".
[170] См. Wägner, "Asgard and the Gods" — p. 1 (SDR, TUP).
[171] "Source of Measures", §93, Appendix V. The Number Values of the Birds, p. 249.
[172] См. Skinner, "The Cabbalah — No. I", September, 1885 — p. 68 (SDR, TUP).
[173] См. "Source of Measures": "В изначальном уже заключались все элемента воспроизводства, а значит, в нём уже заключались идея мужественности и идея женственности . . . " — p. 157 (SDR, TUP).
[174] См. Джейкоб Брайент. Новая система античной мифологии (Jacob Bryant, "A New System of Antient Mythology", 1807): "История патриарха запечатлена античными авторами во всей их теологии . . . Все главные обстоятельства жизни Ноя соответствуют истории жизни Януса" — 3:75-76
"Кроме того, он сделал в ковчеге дверь . . . Вход через неё вовнутрь они считали переходом в смерть и тьму, а выход из неё символически рассматривался как возвращение к жизни . . . " " . . . первый месяц года назывался "януариус" (от имени Януса) и считался вступлением в новую эру и в какой-то мере обновлением жизни". "Кроме того, патриарх был увековечен под именем Посейдона [Нептуна]" — 3:81, 83, 95 (SDR, TUP).
[175] См. Анаирин Вардд. Бардизм (Aneurin Vardd, "Bardism", 1876): "Бардизм [периода друидов] приводит нас к образу Нептуна, высаживающегося на горе в Армении после проведения года и одного дня на своём корабле . . . и поздравляющего его, по словам христианского барда Дэвидда Джонора (Davydd Jonawr), с наступлением счастливого нового года, а также нового мира" — p. 164 ("International Review", v. 3) (SDR, TUP).
[176] См. Kennedy, "Researches": " . . . образование и жизнедеятельность этой вселенной не зависят от этих трёх божественных ипостасей . . . " (p. 214) "Что же касается этого своеобразного эпитета, "творец", которым награждается Брахма, то он им явно не заслужен, поскольку ему не приписывается никакого творческого акта . . . " (p. 270) (SDR, TUP).
[177] См Теодор Голдштюкер. Литературные памятники (Theodore Goldstücker, "Literary Remains", 1879): "ПРАДЖАПАТИ . . . название божественных существ, которые, сами будучи произведёнными Брахмой, сотворили затем всё сущее . . . Мир происходит не напрямую от наивысшего бога, Брахмы, а через посредство этих существ, занимающих место между ним и тварным миром" — 1:135 (SDR, TUP).
[178] См. Kennedy, "Researches": " . . . в основе их философии лежит созерцание единой бесконечной сущности . . . единой простой. непротяжённой и неделимой сущности, лишённой каких бы то ни было качеств и свойств . . . " — p. 195 (SDR, TUP).